Мастер Ли ловко орудовал локтями. Мы без труда пробивались сквозь встречную толпу, и нам вдогонку неслись крики и брань. Старик чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он объяснил, что для горожанина странные звуки города столь же понятны, как звуки природы для меня. Например, длинный протяжный звук камертона говорил о наличии поблизости лавки цирюльника; стук фарфоровых ложек о миску предвещал клецки в горячем сиропе; а звон медной посуды означал то, что где-то рядом продавалось питье из диких яблок и слив.
Ли Као уверенно шел вперед, а я по своей наивности полагал, что он собирается попросить денег у кого-нибудь из знатных друзей или одолжить их у ростовщика. Мне стыдно признаться, но я ни на мгновение не вспомнил ни бамбуковую хижину, где он жил, не представил его возможных друзей. И потому изрядно удивился, когда мы вдруг резко свернули с главной улицы и оказались среди помоев и нечистот. Крысы таращились на нас жадными злыми глазами, горы мусора перегнивали, пузырясь и источая жуткий смрад, а у стены в куче отбросов лежал «труп», который при ближайшем рассмотрении оказался мертвецки пьяным бродягой. В конце улочки стояла покосившаяся деревянная хижина, над которой висел голубой флаг виноторговца.
Позже я узнал, что винная лавка Одноглазого Вэна считалась самым злачным местом во всем Китае, но тогда увидел лишь мрачную комнату, где кишели мухи и сидел какой-то разбойник с нефритовой серьгой в разодранном ухе.
— И вы, слабаки, называете эту мочу вином? Да у нас в Сучжоу мы делаем такое вино, что вы лишь понюхаете — и уже свалитесь с ног! — орал он.
Одноглазый Вэн повернулся к жене, которая стояла за прилавком и месила какую-то дрянь.
— Надо добавить еще красного перца, моя голубка.
— Двести двадцать два проклятия! — завопила Толстуха Фу— Перец кончился!
— В таком случае, о свет моей жизни, добавим желудочного сока больной овцы, — спокойно ответил Вэн.
Разбойник выхватил кинжал и стал яростно рассекать воздух.
— И вы, слабаки, называете это мухами? Да у нас в Сучжоу такие мухи, что мы им подрезаем крылья, привязываем к плугу, и они у нас землю пашут! — вопил он.
— Вероятно, немного дохлых мух придадут букету особый аромат, — задумчиво произнес Одноглазый Вэн.
— Ты гений, о самый прыткий из всех жеребцов, но это слишком рискованно, — сказала Толстуха Фу. — Они могут перебить наш знаменитый привкус мореных тараканов.
Тут разбойник увидел Ли Као.
— И вы, слабаки, называете этих карликов мужиками? — снова заорал он. — Да у нас в Сучжоу мужики облака головой достают!
— Да? А в нашей скромной деревне мужики верхней губой лижут звезды, а нижней роют землю, — мягким голосом произнес мастер Ли.
Громила задумался.
— А где же у них тогда туловище?
— А нет у них туловища, — ответил старик, — они как ты — один сплошной рот.
В этот миг сверкнуло лезвие, брызнула кровь, и Ли Као спокойно бросил серьгу себе в карман вместе с отрезанным ухом бандита.
— Меня зовут Ли Као, и у меня есть один маленький недостаток, — учтиво поклонившись, произнес он. — А это мой уважаемый спутник, Десятый Бык, который сейчас размозжит тебе голову тупым предметом.
Я не очень хорошо понял, что значит «тупой предмет», но, к счастью, спрашивать не пришлось: громила сел за стол и зарыдал. Ли Као же обменялся непристойной шуткой с Одноглазым Вэном, ущипнул Толстуху Фу за зад и кивком пригласил меня присоединиться к ним распить кувшин вина, к счастью, уже не их собственного приготовления.
— Десятый Бык, мне кажется, в твоем образовании есть очень большой пробел, а потому я предлагаю это срочно исправить, — сказал он и положил на стол серьгу. — Чудесная вещь.
— Хлам, — усмехнулся Одноглазый Вэн.
— Дешевая подделка, — пропищала Толстуха Фу.
— Такое мог сделать только слепец, — усмехнулся Одноглазый Вэн.
— Самая худшая серьга, что я видела, — пропищала Толстуха Фу,
— Сколько? — спросил Одноглазый Вэн.
— Отдам за бесценок, — ответил мастер Ли. — Бесценок же — это мешок фальшивых золотых монет, два дорогих платья, роскошный паланкин и прилично одетые слуги — на время, тележка с отбросами и козел.
Одноглазый Вэн прищурился и что-то прикинул в уме.
