– Если вы будете умирать от голода, возможно, вы станете думать иначе. Ну вот, сюда.
Аннабелла, конечно, видела погибших от тибериума на голограммах – все их видели, хотели они того или нет. Такие голограммы, показывавшие кристаллизированную кожу, опухоли и тому подобное, были наиболее убедительным предупреждением об опасностях, которые таило в себе ядовитое вещество. Аннабелла считала, что готова и в реальной жизни ознакомиться с результатами отравления тибериумом.
Она заблуждалась.
Голограммы не передавали запахи. Запах пораженной болезнью плоти пропитал все помещение и даже проникал через охладительные системы костюма. В носу жгло от аммиака, которым безуспешно старались дезинфицировать помещение.
В палате находились четверо. Мэр беседовал с молодой женщиной в дальнем углу, а внимание Аннабеллы привлек мальчик лет тринадцати. Его лицо было покрыто опухолями, одна из них сочилась гноем. На правой щеке горели зеленые пятна, а правая рука ниже локтя превратилась в зеленый обрубок.
Аннабелла порадовалась, что не успела пообедать, – к горлу подступила тошнота. Она судорожно сглотнула.
Повернувшись к одному из врачей, Аннабелла спросила:
– Сколько ему еще осталось?
Доктор медлил с ответом.
– Немного. Он был инфицирован лишь тридцать шесть часов назад, но тибериум уже у него в крови и вот-вот доберется до сердца или легких. Как только это произойдет… – Не было необходимости заканчивать предложение.
Аннабелла снова сглотнула. Еще чуть-чуть, и ее бы вырвало.
Оставшуюся часть дня Аннабелла провела как в тумане. Когда они вышли из больницы, солдаты выбросили их комбинезоны в установку для уничтожения отходов и без всяких возражений вернули Аннабелле ее снаряжение. Она посещала какие-то собрания, публичные выступления, но не могла забыть умирающего тринадцатилетнего мальчика и чувствовала лишь запах гниющей плоти, слышала только пиканье больничного оборудования.
День закончился около двадцати одного часа. Териз пришлось трижды обратиться к Аннабелле по имени, прежде чем она ответила:
– Извините, что?
– Я спрашивала, есть ли у вас планы на сегодняшний вечер.
– А… э… – Больше всего ей хотелось принять в отеле ванну. Она уже так давно не принимала ванну – даже не была уверена, что помнит, как это делается. – Ничего конкретного. А что?
– Я хочу вам кое-что показать. Я заеду за вами в гараж через час.
– Хорошо.
Она попрощалась с Лебницем, который сказал, что ему было приятно провести день в ее компании. Аннабелла еле сдержалась, чтобы не ответить: «Это потому, что весь день я была настоящим зомби за исключением того момента, когда чуть не блеванула в больничный комбинезон».
Молча Патель отвез ее в отель в небольшом автомобиле. Аннабелла поднялась в лифте на свой этаж, пять минут думала, в какой карман положила этот дурацкий ключ, затем еще три минуты вспоминала, как им пользоваться, и, наконец войдя в номер, первым делом проверила почту. Большую часть писем она решила прочесть потом или отправила в корзину, затем связалась с Пенни:
– Как дела?
– Думаю, должен получиться хороший репортаж. – Сообщить больше Аннабелла не решилась.
– Я бегло просмотрела то, что ты успела отснять. Неплохо.
Аннабелла буквально сдирала с себя одежду, липкую от пота.
– Мне не позволили войти в Лаубенталь с камерами. И поверьте мне, вы бы не захотели, чтобы я снимала то, что там было.
Пенни сердито спросила:
– Это почему еще, черт возьми?!
Обычно такой тон начальницы бросал Аннабеллу в дрожь, но не сегодня.
– Потому что я видела все собственными глазами, с голограммой и сравнивать нельзя.
Повисла долгая пауза. Аннабелла прикоснулась к наушнику, чтобы убедиться, что она по-прежнему на связи.
– Пенни?
– Прекрасно. У тебя есть еще два дня.
– Ладно. – «Не знаю, смогу ли я выдержать два дня». – Люди здесь очень помогают. Думаю, они хотят, чтобы жители Синих зон узнали об их жизни.
– Потому ты и делаешь этот репортаж, Аннабелла.
Она сняла с себя оставшуюся одежду и с наслаждением почувствовала, как влажная кожа покрывается мурашками от охлаждаемого кондиционерами воздуха.
– Одна из них пригласила меня куда-то сегодня вечером. Она не сказала, в чем дело, но думаю, она хочет помириться. Ее зовут Териз Плашко, и она все время была настоящей занозой у меня в заднице.
