– Клятву?
– Брат и его жена поклялись блюсти обет целомудрия. Отныне их помыслы чисты. Оба думают лишь об обретении Царствия Небесного. И… – По лицу Аделаиды разлилась краска стыда. – Семя Болеслава ни когда не попадет в лоно Кинги.
– Чушь! Сейчас они неразумные дети, готовы по клясться чем угодно и в чем угодно. Но позже, когда заиграют гормоны…
– В их чистых душах и светлых головах будут вечно играть лишь церковные гимны, – не то с жалостью, не то с завистью проговорила Аделаида. – Такие клятвы преступать нельзя. Болеслава уже сейчас люди называют Стыдливым. А Кингу – Благочестивой. И это на всю жизнь[5].
– Так, – начал рассуждать Бурцев. – Саломея за мужем за венгерским королевичем, у Болеслава никогда не будет ни сына, ни дочери. Остаешься ты, Аделаида. Выходит, твой ребенок станет основным претендентом на Малопольское княжество. Значит, ты у нас совсем не простая княжна. Прямо‑таки золотая.
– Вот именно. Конрад это прекрасно понимает. Да и венгры тоже спешно подыскивают мне жениха. Но у меня нет никакого желания отдавать им в качестве приданого вотчину отца. И уж тем более я не соглашусь присоединить Малую Польшу к дядиной Мазовии и Куявии его сына Казимира.
– Погоди‑ка. Ты же сказала, что Казимир без ума от Констанции Силезской.
– Любовь в развратном сердце Казимира – гость мимолетный, Вацлав, – горько вздохнула княжна. – Он непостоянен в своих чувствах. Да, пока я была сопливой девчонкой, куявский князь предпочитал обольстительную Констанцию. Но время идет. А время – враг уже расцветшей красоты. Казимир охладел к своей прежней возлюбленной. Да и уговоры старика‑отца не проходят бесследно. Когда мне только исполнилось шестнадцать, Казимир приезжал в Краков вместе с Конрадом. Думаю, это были смотрины. О, знал бы ты, как куявский князь пожирал меня глазами!
Аделаида скрипнула зубами, вспоминая неприятный визит.
– Думаю теперь, Казимир только и мечтает о том, как бы уложить меня на свое ложе.
– А тебя эта перспектива не устраивает?
– Я впадаю в бешенство, едва подумаю об этом! Выходить замуж за сына того, кто причастен к убийству моего отца?! Выходить замуж за собственного двоюродного брата?! Выходить замуж за развратника и через несколько лет оказаться в положении несчастной отверженной Констанции?!
– Ясно, – кивнул Бурцев.
– Да ничего тебе не ясно, русич! – в сердцах вскрикнула Аделаида. – Ты хоть видел это чудовище куявское?! Страшный, лысый, старый! Ему уже лет сорок, наверное. Вот кому я предназначена по воле Конрада и Грымыславы!
– М‑да, неравный брак вещь неприятная. Особено на фоне политических интриг и инцеста. Но все‑таки не ошибаешься ли ты, Аделаида? То, что наговорил тебе воевода Клеменс, могло ведь оказаться, гм, неправдой. Да и Казимир ведь не предлагал тебе еще руки и сердца?
Княжна аж подскочила. Лицо ее пылало от нег дования.
– Владислав Клеменс всю жизнь считал ложь тяжким грехом и всегда говорил правду, сколь бы горькой она ни была. За это его и ценил отец.
– Аделаида, – мягко произнес Бурцев, снова ycаживая разгоряченную собеседницу на шкуры. – Чтобы выдвигать такие серьезные обвинения против близкой родни, все‑таки нужны более весомые доказательства, чем свидетельство одного человека.
– А то, что я оказалась здесь одна, – не доказательство?! Люди Конрада вывезли Грымыславу и брата из Кракова перед приходом татар. А меня начали готовить к дороге Казимировы слуги и дружинники. На прощание мать… хотя какая она мне мать… «Увидимся на свадьбе в Куявии, дочка», – заявила она уезжая. И, смеясь в лицо, сказала, что Казимир будет мне хорошим мужем. Лучше, чем ей – Лешко. Подумай, Вацлав, какие тебе еще нужны доказательства!
Бурцев подумал. Пожалуй, что и никаких. В очередной раз он от души пожалел эту несчастную девочку с громким титулом. Да уж, не родись княжнивой…
– Значит, Святополк, убившей Лешко Белого, был марионеткой в руках твоей матери, а та в свою очередь выполняла волю Конрада, – подытожил Бурцев. – И сейчас они раскатали губу на тебя…
– Это еще не все! Я не сказала тебе главного, русич. У покровителей убийцы моего отца есть свой покровитель – более могущественный, коварный и дальновидный. Тот, кому сейчас меньше всего выгодно объединение Польши под сильным князем, каким стал Лешко Белый.
