– Княжну ко мне! – прокричал усач. – Княжну!
Какой‑то кнехт бросился было к Аделаиде, но рухнул, скошенный топором всадника в клыкастой личине.
– Бежим! – Бурцев потащил полячку к краю поляны, где испуганно жалась к деревьям гнедая кобылица. Но девушка вырвала руку.
– Ты не понял, Вацлав? – глаза ее сияли. – Отныне наши с тобой пути расходятся. Вот он, мой истинный спаситель!
Княжна буквально пожирала восхищенным взглядом усача с мечом и облупившимся щитом.
– Пусть он беден, пусть за ним следует всего лишь оди оруженосец, но этот человек благороден и, в отличие от тебя, Вацлав, наверняка имеет представление хороших манерах.
– Княжна, раскрой глаза пошире! За твоим благовидным рыцарем и его оруженосцем прет целая толпа народу в волчьих шкурах. Это те же самые разбойники, что напали на тебя. Они здесь все заодно.
– Нет! Они просто ослеплены его славой и могуществом. Они благоразумно встали на сторону сильнейшего, рассчитывая в дальнейшем на его милость и грощение.
О, боже! Девчонка явно под впечатлением придворных трубадуров. Бурцев встряхнул ее за плечи:
– Опомнись, княжна!
– Оставь меня, мужлан. И беги, спасайся, пока тебя самого не настигла справедливая кара.
– Э, нет, – он покачал головой. – Мы в ответе за тех, кого приручаем. Не слыхала о таком?
– Я тебя приручать не собиралась, неотесанный русич.
Вот блин! Непредсказуемая логика княжны способна вызывать искреннее умиление. Но не сейчас, когда нескольких шагах идет такая рубиловка.
– Я имел в виду другое, Аделаида. Это я в ответе а тебя, как за…
– Прирученную собачку?!
Оба‑на! Щеку Бурцева обожгло пламя.
– Или корову?!
Еще одна хлесткая пощечина.
– Или козочку?!
Нет, это уже слишком! Не следует так часто повторять один и тот же прием. Тем более что неошпаренных щек у Вацлава‑Василия уже не осталось, а христианским долготерпением он не отличался с детства. Бурцев перехватил руку княжны на третьем замахе. «Пойдешь, княжна, со мной, пойдешь как миленькая!» Больше он ее отпускать не намерен! Раз уж навязалась на его голову!..
– Ну‑ка, хватит бодаться, козочка ты наша. Породистая.
Бурцев выдернул из кармана и – щелк‑щелк – нацепил на запястья девушки наручники. «Нежность» – так их назвали в свое время шутники‑разработчики.
– Это что, кандалы?! – удивленно охнула княжна, не веря в случившееся. – Ты надел на дочь князя кандалы? Да как ты сме…
Не договорила – Бурцев бесцеремонно подхватил ее, перекинул через плечо. И, не обращая внимания на яростные взбрыкивания, потащил к гнедой лошадке.
– Пусти‑и‑и!
Не пустил. Уложил лицом вниз на лошадиный хребет.
– Пш‑ла! – самому пришлось запрыгивать, удерживая повод, княжну и самодельное седло‑попону, почти на скаку. К счастью, сложнейший трюк джигитовки завершился благополучно.
Девушка вскрикнула от боли и возмущения, когда Бурцев одной ногой прижал к лошадиному боку ее волосы, а другой – развевающиеся ошметки подола. Так надо, подруга. Не дай бог зацепиться сейчас за ветку – сорвет обоих.
Он поддал гнедую пятками. Княжну хорошенько тряхнуло. Дыхание у Аделаиды сбилось, полячка наконец замолчала и перестала дергаться. Крики сменились стонами. Теперь девушка уже сама цеплялась за мохнатую попону.
Бурцев оглянулся. Погони не было. Однако он успел увидеть, как длинный рыцарский меч срубил голову предводителю «тартар»: шлем полетел в одну сторону, устрашающая саблезубая маска – в другую. Мелькнул в воздухе раззявленный рот отсеченной головы. У кувыркавшейся головы не хватало левого уха. Потом сражающиеся скрылись из виду.
Глава 18
– Сдается мне, за тобой идет нешуточная охота, Аделаида. Важная, видать, ты персона. Ребята в масках, что вырубили весь обоз, тебя почему‑то оставили в живых. Лесные лучники тоже только коня завалили. Рыцарю этому усатому опять‑таки ты понадобилась. Я ведь слышал.
Бурцев опустился на корточки перед девушкой в наручниках. После долгой скачки ныли ноги, а Аделаиде, которая проделала весь путь, свесившись с лошадиного крупа, наверное, приходилось совсем несладко. Вчерашняя тряска в повозке теперь покажется ей приятной прогулкой.
Она привалилась спиной к мшистому стволу раскидистого дуба. Сидела на сброшенных с лошади шкурах‑попонах и усердно дулась. На княжну благородных кровей эта чумазая оборвашка с хвоей и трухой в грязных волосах походила уже мало. Но подбородок держала по‑прежнему высоко, а лицо воротила от обидчика так, что, казалось, вот‑вот хрустнут шейные позвонки. Не желаю, мол, тебя видеть и слышать. Значит, фамильярничать сейчас не стоит. Нужно, по возможности, соблюдать этикет, туды ж его за ногу… Или хотя бы элементарную вежливость.
