Фон Берберг глянул на княжну:
– Этот человек говорит правду? Он действительно рыцарь, а не безродный разбойник? И он в самом деле не обижал вас?
– Обижал? Ну, не без этого, вообще‑то… Нет! Нет! Остановитесь, Фридрих, прошу вас!
Лезвие рыцарского кинжала‑мизерикордии ушло в сторону.
– Как скажете, – немец покорно склонил белобрысую голову.
– Меня связали прусские язычники, – спешила объясниться Аделаида. – Набросились из‑за деревьев и притащили сюда. А Вацлав, и правда, не так давно посвящен в рыцари.
Одну вещь княжна упомянуть все же забыла. Умышленно ли, нет ли, но – факт. Бурцев ошибочку полячки исправил:
– А еще я, между прочим, являюсь мужем этой прекрасной дамы, – добавил он.
Это так – чтоб уж расставить все точки над «i». И дать понять благородному и прыткому господину фон Бербергу, что Аделаида ему не светит ни при каком раскладе.
Полячка тяжко вздохнула, снова переглянулась с рыцарем. «Вот ведь наградил бог муженьком» – читалось в жалостливо‑растерянном взгляде дочери Лешко Белого. Фридрих фон Берберг сочувственно кивнул. Бурцев уже начинал жалеть, что вообще отогнал пруссов от сваленного с коня немца. Ишь, как перемигиваются!
Вышибить, что ли, глаз наглецу? Бурцев раздраженно сплюнул под Священный дуб. Вайделоты взвыли в голос, грозно выступили из‑за камней. А что?! Выбить, на фиг, чтоб не пялился на чужую супругу, гад. Есть уже тут один одноглазый – так еще будет. Он глянул на волнующихся пруссов.
Опаньки! Ан – нету! Нет нигде кривого вайделота, что давеча сторожил Аделаиду. Причем давненько уже не видно калеку. Уж не побежал ли жрец за подмогой? И уж не потому ли бородатые лесовики ведут себя так сдержанно, пока под их Священным деревом хозяйничают чужеверцы?
Глава 20
Увы, догадка об истинном положении дел осенила Бурцева слишком поздно. Многоголосые воинственные крики в лесу возвестили, что путь к отступлению отрезан окончательно.
Вздрогнула Аделаида, встрепенулся Фридрих. А на поляну к каменному Кругу Смерти из чащи уже вваливалась целая толпа пруссов. Были здесь и размахивающие длинными кривыми посохами вайделоты во главе с одноглазым жрецом. Были и знакомые, наспех вооруженные мужики из селения беженцев. Был даже дядька Адам со своими лучниками в волчьих шкурах.
Он‑то и шагнул первым к окруженным святотатцам из‑за огромных глыб, пока остальные пруссы возмущенно галдели и вытанцовывали свои ритуальные пляски. Побледневший фон Берберг переложил мизерикордию в левую руку, выставил вперед кинжальное острие, изготовился к удару, а правой сжал нагрудный ковчежец со святыми мощами. Снова набожный немец больше уповал на помощь небес, чем на крепкую сталь… Ишь, святоша! Блюл бы уж лучше заповедь «не возжелай жены ближнего своего».
– Не дергайся, Фридрих, – Бурцев жестом остановил вестфальца. Сам сделал шаг навстречу бородатому лучнику. И еще один, и еще.
Они стояли друг против друга и смотрели глаза в глаза. Ни беснующиеся за спиной дядьки Адама пруссы, ни недоумевающий германский рыцарь позади Бурцева не мешали им. Былой соратник нахмурился.
– Я ведь предупреждал тебя, Вацлав. Предупреждал… – Слова дядьки Адама звучали тихо, но весомо. – Теперь ни тебе, ни Агделайде, ни этому рыцарю, что примчался вам на помощь и себе на погибель, не выйти отсюда живыми.
– И ты первым пустишь в нас стрелу?
Бурцев испытующе смотрел в заросшее лицо собеседника. Против стрел Адамовой ватаги точно не попрешь…
Дядька Адам скорбно качнул головой:
– Я не стрелял в тебя, когда нашел возле храма наших богов. И сейчас не стану стрелять в того, с кем сражался бок о бок и кого мой господин пан Освальд почитает другом. Мои люди тоже не дотронутся до тетивы. Но вы по собственной воле зашли в Священный лес и тем самым оскорбили его обитателей. А потому мы не вправе и защитить вас. От меня здесь уже ничего не зависит, Вацлав. От воинов Дмитрия и Бурангула – тоже. Они не знают, где вас искать. Они – чужеверцы, и путь в Священный лес им заказан. Посему будет так, как скажет мудрый Кривайто.
– А как он может сказать? – нервно усмехнулся Бурцев.
– Думаю, мир перевернется, если Кривайто не пожелает немедленно принести вас в жертву под этим дубом. Да будут милостивы к вам наш Бог мертвого царства седовласый Патолло и ваш Бог, снятый с креста. Прощай, Вацлав…
