– А может быть, это кара Господня?! – криво усмехнулась полячка. – За ваше неразумие, упрямое нежелание принять истинную веру и ведьмаковские шабаши вокруг идолов?!
– Слушай, уймись, а? – еще раз одернул супругу Бурцев.
Тоже, блин, миссионерка нашлась… Дядька Адам устало прикрыл глаза, глубоко вздохнул, но ответил спокойно:
– Если все зло, чинимое рыцарями с крестами на плащах, считать карой небес, то, значит, и тебя, Агделайда Краковская, покарал твой распятый бог. Ты ведь тоже еще не видела добра от воинов германского братства Святой Марии?
Аделаида обиженно засопела. Бурцеву даже стало жаль жену.
– Ваши тайные обряды уже закончены? – спросил он. Просто, чтобы хоть о чем‑то спросить. – Завтра мы можем свободно передвигаться по селению?
Дядька Адам кивнул:
– Завтра – можете. Утром начнется дележ оставшегося после жертвоприношений имущества Глянды. Кунинг умер, не осчастливив свой род наследником. Поэтому теперь любой из членов общины может претендовать на добро своего господина. Это справедливо. И это дело людей, а не богов, так что чужеверцам не воспрещается наблюдать за дележом…
– Вот спасибо! – язвительно заметила княжна. – Наша благодарность не знает границ.
– Но следующей ночью вам не стоит гулять по поселку, – сухо закончил прусс. – Лучше будет, если вы переночуете с русичами и татарами за частоколом.
Дядька Адам прикрыл за собой дверь.
Глава 9
Странная то была дележка. Меньше всего он ожидал увидеть такое.
Бурцев, Аделаида, Дмитрий, Бурангул, Збыслав и дядька Адам стояли на внутренней насыпи оборонительного тына. Кочевники и новгородцы недоуменно толпились за частоколом – у шатров, а вокруг возбужденно гомонили пруссы: в основном, старики, женщины, дети, больные, немощные и раненые. Здоровые мужчины – дружинники Глянды и крепкие ополченцы‑общинники куда‑то подевались.
Зато по глубокому снегу от поселка в лес тянулась утоптанная копытами дорожка. Широкая такая дорожка. Видать, городище покинули все, кто имел коня и способен был сидеть в седле. Любопытно… И что же сегодня пруссы будут делить? И как?
У ворот Бурцев приметил небольшой сверток. Неужели ради него и затеян весь этот сыр‑бор? Странно, вообще‑то: с такой котомкой нищему пилигриму впору скитаться, но для знатного кунинга, пусть и совсем обедневшего под старость, – маловато будет.
– Это что же, все добро, которое нажил Глянда? – поинтересовался он у дядьки Адама.
Лучник в волчьей шкуре терпеливо объяснил:
– Даже после погребального костра и жертвы богам в доме Глянды осталось немало ценных вещей. То, что лежит у ворот, – лишь их малая часть.
– И кому они достанутся? Сильнейшему? Люди Глянды будут драться за них?
– Нет, пан Вацлав, сражаться за добро своего господина общинникам не пристало. Это ведь не добыча, отбиваемая у недруга. Тут уместно иное состязание – состязание в скорости, в быстроте коней.
– То есть?
– Все имущество Глянды поделено на шесть частей. Части эти разложены в лесу на расстоянии в одну милю. Здесь, у ворот, лежит меньшая. Дальше – доля побольше. Еще дальше – еще больше. Самые ценные вещи Глянды – положены ровно в миле отсюда. К ним‑то и устремятся в первую очередь всадники кунинга.
– Ага, значит, скачки, – хмыкнул Бурцев. Что ж, тоже неплохой способ обогатиться. – Но где же сейчас претенденты на добро Глянды?
– Они отъехали еще на шесть миль дальше – к орденской дороге. Там и начнется состязание. Обладателю самого быстрого скакуна достанется самая богатая добыча. И впредь он сможет с полным правом распоряжаться этим имуществом своего кунинга. Тот, чей конь окажется не столь быстрым, но все же опередит остальных участников скачки, возьмет себе вторую часть от всего добра Глянды – поменьше. Третий победитель станет владеть третьей частью. Четвертый – четвертой, пятый – пятой. Шестому же достанется та малая часть, что лежит под воротами. Остальные не смогут претендовать и на это[58].
– То‑то я думаю, чего люди Глянды вокруг наших лошадей крутились, – усмехнулся Збыслав. – Все торговались – порывались купить или выменять самых быстрых и выносливых.
– Все лошади на месте? – встревожился Бурцев.
