Вот тут‑то все и произошло.
Вскрикнула Аделаида. Только что она стояла между Бурцевым и Бурангулом, прислонившись к косяку низенькой дверцы, – и вдруг исчезла. Зато дверь распахнута настежь. А за дверью…
Дюжий краснолицый орденский брат в кольчуге и подшлемнике, но без меча и шлема, обхватив левой рукой перепуганную княжну, правой занес над ней узкий трехгранный кинжал.
– Штэен![50] – приказал немец, отступая к бойницам в толстой кладке стен.
Бурцев взвыл. Схватить бы сейчас что‑нибудь по‑увесистей… Но его руки пусты. А в руках застывшего рядом Бурангула – лишь башня перехода. Ее‑то и вырвал Бурцев у ошарашенного татарского сотника.
Да, для Бурцева не было ничего дороже обратного билета домой. Однако ценность возвращения в свой мир и свое время не шла ни в какое сравнение с жизнью Аделаиды. Пусть он так и не стал благородным паном, пусть не может претендовать на руку и сердце княжны, пусть даже дочь Лешко Белого достанется другому. Но эта чумазая побледневшая от ужаса девчонка должна жить.
Магическая башенка, которую неожиданно для всех метнул Бурцев, угодила точно в голову здоровяку тевтону. Ударила, расколовшись на куски и сбив человека с ног. Маленькая, скорчившаяся Аделаида была значительно ниже крестоносца, так что ее лишь осыпало градом мелкой щебенки.
Все. Билет домой утерян безвозвратно. А на плече Бурцева всхлипывала, не в силах успокоиться, живая и здоровая малопольская княжна. Что ж, стоящий обмен. Разумеется, умилительная сцена не могла продолжаться долго. Выплакавшись, гордая шляхтичка устыдится своей слабости и отстранится от кмета‑простолюдина. Но пока этого не произошло, Бурцев счастлив. Счастлив по‑настоящему.
– Ты проломил ему череп, Вацалав, – Бурангул прицокнул языком. – И как проломил! Этот тевтон выглядит так, будто попал под громовой шар Сыма Цзяна. Откуда в тебе такая силища?
Бурцев не знал! Он не мог даже точно сказать, его ли это сила, удесятеренная видом беспомощной Аделаиды, выпустила тевтонские мозги наружу или сработал магический потенциал уничтоженной башенки перехода. Однако истребление древних артефактов становится дурной привычкой. Это уже вторая арийская башня на его счету.
– Все в порядке? – В дверях возник Освальд. – Тогда поторопитесь. Кажется, тевтоны прорвались из трапезной и поднимаются сюда.
Снизу действительно доносились крики, топот и звон металла.
Последние этажи Взгужевежи они преодолели с максимальной скоростью. Бурцев по‑прежнему бежал впереди. В одной руке – гитлеровский «вальтер», в другой – тевтонский меч. Но теперь он распахивал все двери, встречавшиеся на пути. Трижды пришлось открывать огонь из пистолета по прятавшимся за ними кнехтам и сержантам. Зато на верхней смотровой площадке не оказалось ни одной живой души. Пара луков с солидным запасом стрел, заготовленная на случай штурма куча хвороста и дров, над которой покачивался огромный чан с водой, чей‑то щит у бойницы да свежий ветер в лицо – вот и все, что обнаружили там беглецы.
Приставную деревянную лестницу они втащили за собой в квадратный люк как раз в тот момент, когда внизу появились первые преследователи. Бурцев бросил в толпу крестоносцев вторую гранату. Было слышно, как тяжелая болванка скакала по ступеням. Потом грянул взрыв, и визжащие осколки заметались в тесном пространстве винтовой лестницы.
Он захлопнул массивную крышку люка.
А над башней уже свистели стрелы. Арбалетчики и лучники тевтонов били отовсюду: с внутреннего двора Взгужевежи, со стен и даже с крыш замковых построек. Все четверо, как по команде, упали под прикрытие оборонительных зубцов смотровой площадки.
Глава 78
– И что теперь, Вацлав? – нахмурился Освальд. – Так и будем сидеть, не высовываясь?
– Ну, зачем же сидеть? Подадим знак нашим.
– Какой знак?
– Тот, который они давно ждут. Давай сюда свою «палицу».
Немецкий фаустпатрон ненамного отличался от привычного РПГ, а бойница с видом на замковые ворота была достаточно широка, чтобы просунуть в нее конус гранаты.
Бурцев прекрасно осознавал, что у него есть лишь один шанс и один выстрел, а потому целился долго и тщательно, стараясь не обращать внимания на бьющие в камень стрелы.
