– Наверное, очередная сплетня о папе.
– Ладно, спрошу, хотя мне ужасно стыдно, – решилась донья Лукреция. – Любопытство сильнее хороших манер.
По словам Тете, муж которой вернулся домой, не зная, негодовать или смеяться: дело было на очередных приятельских посиделках, которые дон Ригоберто устраивал раз в три месяца. Одни мужчины, человек пять-шесть, друзья детства и однокашники, приходили сюда без особой охоты, скорее, по привычке, не решаясь нарушить давний ритуал, словно опасались, что стоит одному не прийти в условленный час, и всех без исключения настигнет злой рок. Они продолжали собираться, хотя каждому, даже самому Ригоберто, давно надоели регулярные встречи с непременным распитием коньяка, поеданием бутербродов с сыром и перемыванием костей мертвым и ныне живущим политикам. После таких вечеринок хозяин дома мучился головной болью и пил валерьянку. Драма разыгралась во время последней встречи. Приятели – всем от пятидесяти до шестидесяти, кое-кто на пороге пенсии – уже были немного навеселе, когда пришел Фончито. Мальчик остановился на пороге, с интересом взирая на сборище в гостиной. Школьная форма и прическа ангелочка пребывали в чудовищном беспорядке. Гости заулыбались: привет, Фончито, как поживаешь, надо же, как ты вымахал.
– Ты почему не здороваешься? – попенял сыну дон Ригоберто.
– Прошу прощения, – раздался хрустальный голосок Фончито. – Но, папочка, пожалуйста, пусть твои друзья не хватают меня за попку.
Донья Лукреция в пятый раз за вечер зашлась от смеха.
– Ты вправду говорил такие ужасные вещи, Фончито?
– Просто когда папины приятели начинают с мной сюсюкать, они все время норовят ее потискать, – пожал плечами мальчик. – А мне это не нравится, даже в шутку, потом все чешется. Знаешь, когда у меня что-то чешется, я норовлю разодрать это место в кровь.
– Значит, ты и вправду так сказал. – Донья Лукреция хихикнула, подавила смешок и, не стерпев, снова рассмеялась. – Ну конечно, Тете такого в жизни не придумать. А Ригоберто? Как он отреагировал?
– Испепелил меня взглядом и отправил учить уроки, – ответил Фончито. – Когда все разошлись, отчитал, как он умеет. И оставил без карманных денег на воскресенье.
– Эти грязные старики, – проговорила донья Лукреция с внезапной злостью. – Какое бесстыдство. Если бы такое случилось при мне, я бы их больше на порог не пустила. А что же твой папа, действительно ничего не замечал? Подожди. Ну-ка отвечай. Ты не врешь? Тебя действительно трогали за попку? Или ты замыслил очередную каверзу?
– Конечно трогали. Вот здесь. – Мальчик ткнул пальцем в пострадавшее место. – А еще святые отцы в школе. Зачем им это, мачеха? Что такое в моей попке, что все норовят ее потискать?
Сеньора Лукреция вглядывалась в лицо Фончито, пытаясь понять, не притворяется ли он.
– Если ты не врешь, они просто грязные, бесстыдные развратники, – проговорила она, все еще сомневаясь. – Значит, и в школе тоже? Что же ты не попросил Ригоберто с этим разобраться?
Мальчик опустил ресницы и стал похож на печального ангела.
– Мне не хотелось расстраивать папу. Он в последнее время такой грустный.
Донья Лукреция озадаченно покачала головой. До чего же этому невинному младенцу нравилось ставить ее в тупик. Что ж, если он говорит правду, так им и надо, старым развратникам. Муж Тете Барриги рассказал, что после заявления Фончито они застыли на месте, не смея даже взглянуть на Ригоберто. Кто-то неуверенно рассмеялся, пытаясь обратить все в шутку. Обсуждать случившееся не стали. Подумав, донья Лукреция заговорила о другом. Она принялась расспрашивать Фончито о школьных успехах, о том, не слишком ли часто он пропускает занятия в академии, о футболе и кино. Но тут вошла Хустиниана с чаем и тостами, и неприятный разговор возобновился сам собой. Служанка все слышала и поспешила высказать собственное мнение в самой категоричной форме. Она ни на минуту не сомневалась, что мальчишка лжет:
– Не слушайте его, сеньора. Этот бандит замыслил новую подлость, чтобы очернить друзей дона Ригоберто. Или вы его не знаете?
– Если бы не твои тосты, Хустита, я давно перестал бы с тобой разговаривать.
