– Обязательно. Я не спала с ним, но… послушай. Это не моя заслуга, а его упущение. Если бы он попросил, если бы он только намекнул, я легла бы с ним не раздумывая. Ни минуты, Ригоберто. Я каждый вечер бесилась оттого, что не сделала этого. Ты меня возненавидишь? Я должна сказать тебе правду.
– Я никогда тебя не возненавижу. Я люблю тебя. Жизнь моя, жена моя.
Но Лукреция продолжала свою исповедь:
– Беда в том, что, пока он живет здесь, под одной крышей со мной, это может случиться в любой момент. Мне жаль, Ригоберто. Но ты должен знать. Я не хочу этого, не хочу, чтобы ты страдал, как тогда. Я знаю, как ты страдал, любимый. Но лгать тебе я не собираюсь. В нем есть что-то такое, какая-то сила. Если ему снова взбредет в голову, я покорюсь. Я не в силах сопротивляться. Даже если это разрушит наш брак, на этот раз навсегда. Мне жаль, Ригоберто, очень жаль, но это правда. Жестокая правда.
Женщина расплакалась. Ее слезы потушили последние искры вожделения. Растерянный дон Ригоберто обнял жену.
– Мне прекрасно известно все, о чем ты говоришь, – прошептал он, утешая ее. – Но что я могу поделать? Ведь он мой сын. Куда я его дену? К кому? Ведь он еще ребенок. Знаешь, сколько раз я об этом задумывался? Будь он хоть немного старше… Хотя бы окончил школу. Он говорил, что хочет стать художником? Что ж, отлично. Пусть едет учиться в Буэнос-Айрес. В Соединенные Штаты. В Европу. Хотя бы в Вену. Он ведь обожает экспрессионизм? Значит, поедет в академию, где учился Шиле, в город, где он жил и умер. Но как избавиться от него сейчас, пока он еще мал?
Донья Лукреция прижалась к мужу, оплела его ногами, потерлась пяткой о его ступню.
– Я не хочу, чтобы ты от него избавлялся, – прошептала она. – Я понимаю, что он еще ребенок. Не знаю, понимает ли он, как опасен, к каким катастрофам могут привести его красота и этот ненормальный, просто чудовищный ум. Я говорю так лишь потому, что все это правда. С ним мы никогда не будем в безопасности, Ригоберто. Если не хочешь, чтобы все повторилось, стереги меня, ревнуй, запирай. Я не хочу спать ни с кем, кроме тебя, мой любимый муж. Я так люблю тебя, Ригоберто. Если бы ты только знал, как мне тебя не хватало, как я по тебе скучала.
– Я знаю, любовь моя, я знаю.
Дон Ригоберто перевернул ее на спину и навалился сверху. К донье Лукреции, судя по всему, вернулось угасшее было желание – слезы высохли, по всему телу пробегала дрожь, дыхание стало сбивчивым, – и она, ощутив над собой мужа, раздвинула ноги, чтобы он мог в нее проникнуть. Дон Ригоберто целовал ее долго, глубоко, закрыв глаза, растворившись в неге, вновь счастливый. Слившись, сплетясь телами, впитывая пот друг друга, они медленно двигались, продлевая наслаждение.
– На самом деле в этом году ты спала со многими, – произнес дон Ригоберто.
– Правда? – промурлыкала женщина грудным голосом, исходившим, казалось, из самых ее глубин. – Со сколькими? С кем? Где?
– С любовником-зоологом, который взял тебя среди кошек. («Какая мерзость», – слабо застонала она.) С другом юности, ученым, который отвез тебя в Париж и Венецию и пел во время секса…
– Детали, – потребовала донья Лукреция, тяжело дыша. – Все до мельчайших подробностей. Что я делала, что ела, что делали со мной.
– Ублюдок Фито Себолья чуть не изнасиловал тебя и Хустиниану. Ты спасла девушку от этого похотливого животного. И в результате вы с ней занялись любовью в этой постели.
– С Хустинианой? В этой постели? – усмехнулась донья Лукреция. – Надо же, как бывает. Как вечером в Сан-Исидро я едва не занялась с ней любовью из-за Фончито. То был единственный раз, Ригоберто. Когда мое тело тебе изменило. В мыслях я изменяла тебе тысячи раз. Как и ты мне.
– В мыслях я не изменял тебе никогда. Но расскажи, как это было, прошу тебя. – Он ускорил движения.
– Сначала ты, потом я. С кем еще? Как, когда?
– С моим выдуманным братом-близнецом, который устроил оргию. С мотоциклистом-кастратом. Ты была профессором права в Виргинии и совратила святого юриста. Ты занималась любовью с женой алжирского посла в бане. Твои ножки вдохновили французского фетишиста в восемнадцатом веке. Накануне нашего воссоединения мы заглянули в дом свиданий в Мехико, и там одна мулатка чуть не откусила мне ухо.
