Непонятно как, но чувство обреченности и апатии к окружающему миру передалось от Лехи Вадику. Он снова поник, уставившись в пол, смотрел и ничего не видел, в голове присутствовали какие-то мысли, но ни одна не всплывала на поверхность сознания. Сильно подташнивало, и в животе будто что-то натягивалось, накручивалось…
«Может, поэтому говорят — животный страх? Потому что в животе ноет?.. — сказал внутри Вадика незнакомый голос. — Нет, так не пойдет. Встряхнись, парень!»
Вадик поднял голову, подмигнул Игорю, у того на лице не дрогнул ни один мускул.
«Вот сидим, подмигиваем, хорохоримся друг перед другом, а ведь… ведь прыгать каждому придется в одиночку. Один на один с этой… с этой… с этой бездной. Как перед пастью удава… И ведь придет время, когда будешь один на один со смертью! И никто… никто не поможет и не заменит тебя, пусть хоть сто человек будут стоять у одра. И никакие заслуги, и никакие награды… Уф!..»
Эта мысль так поразила Вадика, что страх опять отступил. В конце концов — что этот прыжок по сравнению с тем, что еще предстоит всем нам без исключения, — со смертью?!
7
Когда загорелась над дверью зеленая лампочка, Палыванч просунул руки в лямки парашюта, на котором сидел, форсисто, как показалось Вадику, вскинул его на спину, с лязгом застегнул карабины и открыл дверь. Засвистел ветер, поднял в салоне пыль, закрутил откуда-то взявшиеся бумажки — и в двух метрах от Вадика разверзлась синеватая прохладная пропасть. Захотелось отодвинуться от двери подальше… подальше… А Палыванч, поставив одну ногу на обрез и опершись о борт локтем, почти висел над бездной, выглядывая ТУДА. Потом повернулся, показал два пальца и помахал ладонью снизу вверх: поднимайтесь.
Корень поднялся — лицо его было как кусок говядины, — пошатываясь, сделал шаг к двери, остановился, уперевшись шлемом в верхний обрез. Палыванч и курносая спортсменка держали его сзади. Загорелась желтая лампочка. Корень дернулся было прыгать, но его удержали. Палыванч что-то быстро и неразборчиво заговорил ему на ухо, курносая гладила по плечу. Корень согласно кивал головой… А лицо его было совершенно бессмысленным.
Загорелась красная лампочка, и взревела сирена дурным голосом. Палыванч отпустил Корня.
— Пошел!
Пашка обернулся, наверно, не поняв, инструктор легонько толкнул его в плечо и еще раз крикнул прямо в лицо:
— Пошел!
— Есть — пошел! — гаркнул Корень и, блеснув зубами, исчез. Вот был только — и уже нет… И уже белый гриб парашюта распустился где-то далеко внизу… Странно!
Палыванч схватил Игоря — у Игоря было каменно-непроницаемое лицо (Вадик позавидовал: откуда только берется у него такое хладнокровие?), — подвел к люку.
— Пошел!
Игорь ступил было шаг… занес ногу… но вдруг отпрянул назад, ухватился рукой за обрез двери… Глаза его были совершенно круглые и белые, как самодельные оловянные ложки.
— Руку на кольцо! Пошел! — заорал Палыванч и стал отдирать белый на сгибах, намертво ухвативший дюраль, кулак Игоря. Игорь затравленно озирался и скалил зубы…
Вадику было стыдно… За слабость Игоря, за откровенную телячью радость Лехи. Стыдно — и еще жутко. Как было жутко и стыдно за людей вообще, когда он случайно попал на бойню… Он тогда год не ел колбасы.
Игоря все-таки оторвали от двери, посадили на прежнее место. Самолет заходил на второй круг. Опять загорелась желтая лампочка, и опять Палыванч, теперь красный, вспотевший, какой-то виноватый, показал два пальца. Вадик ждал этого, но, поднимаясь на вялых, отсиделых ногах, не верил, что уже пришла его очередь, что уже пора, не верил — и все… Он подошел к Палыванчу, не чуя ног, не чуя тела, — лишь одно потное крашеное, скользкое кольцо в правой руке. Палыванч подвел его к обрезу двери. Внизу, у самых ног, плавала дымка… Сквозь нее — квадратами — зеленела, желтела земля… Белело какое-то село… Еле ползла машина по ниточке шоссе…
— Вниз не смотри, — сказал Палыванч. — Смотри в небо, как подобает орлу.
— Ты же смелый… ты прыгнешь, — прошептал над ухом девчоночий тонкий голос. — Только вниз не смотри.
Вадик обернулся, увидел рядом курносое знакомое лицо, в конопушках, в мелких капельках пота, и кивнул, давая понять, что да, он — смелый, что да, он — орел, что благодарен за поддержку, что не будет смотреть вниз, что у него все хорошо и он не подведет, будьте спокойны. И в самом деле, в этот момент он ничего не боялся, ни о чем не думал, он был уверен, что прыгнет и что все будет хорошо.
