Около девяти вечера Лика ворвалась в квартиру вместе с худым бледным юношей, усадила его на кухне и стала пичкать бабушкиными пирожками с луком. Гость оказался очень голодным, потому что я лично к этим пирожкам близко не подойду, а он ел. Помимо неуемного аппетита, парень отличался весьма поэтической внешностью: длинные кудрявые волосы, огромных размеров карие глаза и маленькие женственные ручки с тонкими пальчиками. Лет в тринадцать я о таком мечтала, но теперь — боже упаси. Наигралась в романтику так, что лет до пятидесяти хватит. А потом, может быть, снова увлекусь инфантильными красавчиками. Отправилась дочитывать учебник по философии. Мне далеко не все равно, кого мама приводит в дом (тем более если раньше с ней такого не случалось), но что тут сделаешь? Вытолкать его за дверь у меня все равно сил не хватит, а рациональный диалог с Ликой — предприятие безнадежное. В первую очередь потому, что она понятия не имеет, что значит «рациональный».
От изречений Платона меня оторвал нервный Ликин вздох на кухне. И после этого она будет говорить о лучших годах своей жизни, которые угробила на мое воспитание! Прошу прощения, о каком воспитании идет речь?.. Маме еще повезло, что ее собственная мама, Ирина Родионовна, в сотый раз пересматривает «Иронию судьбы» и ничего не слышит.
Но когда бабушка досмотрела кино, Лике пришлось-таки объясняться. Начала она с того, что громко разрыдалась. Ей заплакать ничего не стоит, это любой первокурсник «Щуки» умеет, так что на меня не подействовало, но гость сопереживал так, что опрокинул миску с оливье и полез под стол собирать осколки. Тут выяснилось: рыдает мама от счастья, однако юноша вылезать из-под стола не торопился. Наверное, у него были для этого причины. Оказалось, Лика привела домой не просто богемного мальчика, а мужчину своей жизни. Ему 24 года (выглядит максимум на 16), называется мужчина жизни нежно — Вовочка. А еще он самый настоящий бомж, потому что живет на Ленинградском вокзале.
— Как это романтично! — не выдержала я.
Лика сделала вид, что иронии не заметила. Она подобрала парня у театра, когда его выкидывали оттуда охранники.
— Они ужасно грубо с ним обошлись, — возмущалась Лика. — Вовочка просто пытался устроиться на работу!
— Видимо, агрессивно пытался, — рассмеялась я.
— Да, он страстная натура! Он — поэт!
Еще бы! Никто и не сомневался, что он — поэт…
— Когда парню нечем заняться, он представляется поэтом. Ну, или художником.
Или фотографом, который работает в жанре ню. Девушка, разденьтесь ради искусства!
— Да тебе просто завидно! — разозлилась Лика.
Какая там зависть… Мое состояние, скорее, можно назвать крайним изумлением, переходящим в возмущение. Мама влюблена в парня, который всего на четыре года старше меня. Терпеть не могу непризнанных поэтов, недавно избитых охранниками. А какая еще может быть реакция? Хотя я знаю какая. Бабушкину. Ирина Родионовна спит и видит, как бы нас с Ликой повыдавать замуж, но нежный возраст Вовочки даже ее смутил. Она попыталась было объяснить непутевой дочке, что такая разница в летах чрезвычайно не одобрялась в советском загсе, но спорить с Ликой бесполезно — для нее существуют только два мнения: ее и неправильное. Бабушка сдалась (до поры до времени) и пошла печь пирог с рыбой (судя по запаху, это ее страшная месть Лике).
Одиннадцать часов. Картина идиллическая: бабушка на кухне печет пирог, Лика с Вовочкой воркуют на диване, время от времени в порыве страсти заваливаясь на бок. Я в своей комнате умираю от скуки (читаю учебник по философии). Спрашивается: где Дед Мороз с дорогостоящими подарками? Где?!
В дверь позвонили.
— Женя, открой! — заорала с дивана Лика.
Они с Вовочкой не могут распутать руки? Романтика…
На пороге стоит Дед Мороз. Ха! Я с трех лет знаю, кто этот дядька с полиэстровой бородой: мой папа, Федор Фомин, почетный лауреат премии Проклятие Нашего Дома. Премия была учреждена Ликой сразу после развода, а вторым лауреатом стал терьер Трюфель (которого, кстати, подарил мне папа), когда сожрал Ликину любимую сумку из телячьей кожи.
— Привет, пап!
