Сегодня мы познакомились с Марией. Я как раз подметала пол, и тут вошла она в сопровождении Травки, увешанного ее вещами прямо как викторианская елка.
— Мария, Скорпион в слиянии с Весами, — сообщила она, подавая тонкую аристократическую руку, отягченную огромными перстнями из меди. Мне сразу вспомнилась Квятковская.
Мы тоже представились и, как всегда в подобных ситуациях, попросили извинения за страшный беспорядок. Есть шанс, что гость поверит, будто обычно бывает чище.
— Мы не успели сделать уборку, — оправдывалась Милена. — Как-то в последнее время нам трудно собраться.
— Это легко объяснимо, просто у вас натура не уборщиц, — объяснила Мария. — Я всегда так говорила тете, когда она цеплялась ко мне из-за беспорядка в комнате. Но до нее такие аргументы не доходят. Что ж, так всегда бывает при разных уровнях, — вздохнула она, но тут же вернулась к огорчительной прозе жизни: — А куда я могу положить свои вещи?
— В тот угол, возле печки, — сказала Милена. — А тут вешалка. А что касается спального места, можешь спать с нами на столе или…
— Вечером доставим кровать, — прервал ее Травка. — Мои приятели сейчас торгуются с хозяином. Он уже сбавил цену с двух бутылок водки до трех плодово-выгодного вина.
— Кровать с латунной рамой? — удостоверилась Мария.
— Все в соответствии с пожеланиями.
У меня было впечатление, что сейчас он отвесит поклон, как какой-нибудь там английский лакей. Даже смотреть было противно.
— Куда я могу сесть? — Мария огляделась вокруг.
Травка стремглав бросился за стулом, протер его рукавом и подставил ей под самый нос, чтобы не сказать более точно.
— Спасибо, Томек.
С ума сойти! У Травки, оказывается, есть нормальное имя!
— Я тебе еще нужен?
— Нет, можешь вернуться к себе, — милостиво позволила Мария.
Он вышел, покорный и взволнованный. А мы почувствовали, как бремя служения Марии ложится на наши плечи.
— Славно тут у вас. — В ее устах это прозвучало на удивление пренебрежительно. — Только не хватает чего-то… чего-то, что придаст стенам художественный лоск. Надо будет в свободную минуту заняться этим.
— А что бы ты хотела сделать? — заинтересовалась Виктория.
— Нарисую какую-нибудь абстракцию. Вот здесь, на этом куске. Что-нибудь в оранжевой гамме с большой такой каплей индиго.
— Ты умеешь рисовать? — оживилась Миленка. — Вот здорово! А я не могу даже слепить ровный шарик из пластилина.
— Умею, когда-то я хотела стать великой художницей, — сообщила Мария. — И может, еще буду. Я пока колеблюсь, что выбрать.
— А какой у тебя есть выбор?
— Ну, стать актрисой, писать пьесы или хокку… Я пока не знаю. Я в поиске.
— А что ты сейчас пишешь? — не отставала Виктория.
— Еще ничего, — с некоторым раздражением отвечала Мария, — потому что я еще не приняла решение, что мне хочется писать.
— А как примешь, так сразу сядешь и напишешь? — зудела Виктория.
— Ну да.
— А что ты нам нарисуешь на стене?
— Что-нибудь такое, что будет идти изнутри. Что-нибудь очень энергетическое, ломающее привычные схемы. Это решится в один миг.
— Ждем не дождемся, — заверила ее Миленка. — Верно ведь, девочки?
— Да, — подтвердили мы. Правда, энтузиазма в нашем «да» было маловато, но что поделать — такая уж пора года.
На несколько минут мы все умолкли. Тягостное молчание наконец прервала Мария:
— Виктория, а ты откуда? У тебя такой необычный выговор.
— Сейчас-то уже ничего. Слышала бы ты меня два года назад, — без тени смущения сказала Вика и продемонстрировала, как она говорила раньше: — Я вьеедь жьииву недльееко от восточьной граньиицы.
— Восхитительно! — воскликнула Мария. — Это же классно — жить на границе двух миров.
— Не знаю, классно или нет. Просто судьба нас зашвырнула туда, и мы там жили. А мама и сейчас живет.
— А как по ту сторону?
— Не знаю, я там никогда не была.
— Ты жила в нескольких километрах от границы и никогда не была на другой стороне? — удивилась Мария, и не только она.
— А зачем? Что там другого, непохожего? Такое же небо, воздух и трава такие же…
— Но люди-то другие.
— Да не очень. Неторопливые, немножко пришибленные, пьют здорово. Как наши.
— Но в магазинах другие товары, — не сдавалась Мария.
