Сравнивая сложный, неторопливый процесс духовного взросления отца с быстрым воцерковлением мамочки, еще раз убеждаюсь, что эти пути совершенно индивидуальны, так как люди всегда различны по характеру, темпераменту, образу мышления. Ведь к Богу строем не идут, и пути каждой личности, скорость духовного развития не влияют на итоги, на конечные результаты жизни человека.
Вскоре мне пришлось воочию убедиться в этом. После ухода мамы в мир иной отец остался совсем один - мы с матушкой Людмилой перебрались в Топловский монастырь за полтысячи километров. Постепенно удалось убедить отца переехать к нам. Жил он своей жизнью, в своём темпе, помогая по хозяйству своими умелыми руками. К причастию подходил нечасто, но с основательностью. Нам с матушкой Людмилой было совершенно понятно, что мы не вправе менять этот ритм его жизни.
Годы брали своё, и отец начал заметно сдавать. Врачи не видели в нем серьёзных болезней, объясняя, что на определенном этапе просто начинает затухать жизнедеятельность организма. Одним словом, наступает старость... Медики успокаивали, что процесс этот неизбежен, предотвратить его на земле ещё никто не может - мы и сами это видели и понимали. Мы непрестанно молились о любимом человеке, который с каждым днем угасал буквально на наших глазах, и монастырские сестры поддерживали нас. Мы благодарны Господу за радость забот о папочке, за то, что смогли оказывать ему духовную и телесную помощь.
Состояние его, буквально высохшего, было настолько серьёзно, что он уже не мог самостоятельно вставать, взгляд постепенно утрачивал осмысленность. Положение осложнялось тем, что постоянно ухудшающаяся речь стала совершенно невнятной. По неразборчивым звукам, какому-то мычанию мы с большим трудом могли, хоть отчасти, догадаться, о чем он просит. И вот в такой критической ситуации произошли события, которые можно расценить только как чудо.
В одну из многочисленных бессонных ночей матушка Людмила подошла к умирающему папе, чтобы сделать все необходимое для недвижимого человека - и замерла в удивлении. Папа, глядя на нее ясными, понимающими глазами, вполне внятно и четко сказал:
- Ну вот, спите, мои родные, и не слышите, что мне нужно причаститься!
- Папочка, - взволнованно спросила матушка, стараясь удостовериться в реальности услышанного, - ты что, хочешь, чтобы к тебе пришел священник, исповедал тебя и причастил?
- Конечно же, - услышала Людмила ясный ответ, - ты же всё знаешь!
Матушка немедленно подняла меня. Пока я готовил всё необходимое, читал молитвы, она побежала к иеромонаху Савватию, который ночевал в эту ночь в монастыре. На ходу облачаясь, в комнате появился отец Савватий, начал исповедовать папу, задавая вопросы. Мы видели, как состояние его начало резко ухудшаться, но исповедь была совершенно осмысленной, хотя папа говорил с трудом:
- Про-сти-те... вас... про-щаю...
Слава Богу, что мгновенно глянув друг другу в глаза, мы с иеромонахом поняли: идет реальный процесс покаяния человека. И на вопрос, хочет ли он причаститься, отец утвердительно наклонил голову и ясно ответил:
- Да!
Монах поднес к устам умирающего лжицу со Святыми Дарами. И вдруг папа поднял руки, будто сопротивляясь чему-то, потом начал отмахиваться - неужели от Причастия?!
- Папочка, - взволновано обратилась к нему матушка Людмила, - ты что, не хочешь причащаться?
- Хо-чу, - с большим трудом двигались его губы.
- А руками, - допытывались мы, - почему размахиваешь?
- Да смотрите, - медленно, но уверенно отвечал папа, - всё лезут, лезут, мешаются.
Ведь это он видел натиск сил бесовских - с ужасом поняли мы.
- Не волнуйся, дедуля, - ласково успокаивал его иеромонах Савватий, - мы с твоим сыночком молимся, воюем с ними.
- Не хочу к ним, - просил он, - хочу с вами.
Вскоре успокоился папочка, со счастливым выражением глаз принял Причастие и через некоторое время мирно отошел ко Господу.
По благословению игуменьи обители тело моего любимого папочки предали земле на кладбище Свято-Параскевиевского монастыря. Где только не покоятся останки усопших друзей - моих и моего отца: и на заброшенных кладбищах, и испепеленные страшными катастрофами ракетных стартов, и под полуразрушенными гробницами без святых крестов, ожидающие молитв своих близких.
