Январский морозец провожал от Симферопольского вокзала московский поезд, которым я милостью Божией смог отправиться в столицу на международные Рождественские чтения. Дорога дальняя, есть время просмотреть и обдумать свое выступление на медицинской секции, почитать необходимую литературу.
Как правило, при столь длинной поездке звучат многочисленные дорожные истории. Чаще всего они не несут в себе ничего важного - так, обычная дорожная болтовня. Но порой слышишь незабываемые откровения, дышащие верой человеческой, жизненной мудростью. Так случилось и на этот раз. Во время чаепития разговор коснулся темы, которая не могла оставить меня равнодушным, хотя я всецело был занят подготовкой к предстоящему выступлению.
Соседка по купе Наталья, женщина средних лет, рассказала довольно необычную историю.
- Познакомилась я с нашим соседом по даче, интересным, жизнерадостным мужчиной. Рассказывая о нем подруге, услышала ее вздох: «А ведь у Василия рак...» - «То есть - как?» - оторопела я. Ведь в тот вечер, когда мы познакомились, он от души веселился, имел вид вполне счастливого человека. «Конечно, держится он отлично, - скорбно вздохнула подруга, - да вот только чем всё это кончится... Рак он и есть рак!»
Замолчала наша попутчица, протянув руку к стакану чая. Мой интерес к ее рассказу был вполне понятен - ведь я и сам из той же «онкологической команды».
- Ну, и как же развивались события дальше? - подталкиваю к разговору Наталью.
- А история этого Василия кончилась лучше некуда. Точнее сказать, она и по сей день не закончилась. Живет себе Василий, регулярно ходит в церковь, постоянно исповедуется, причащается - говорит, что только этим и существует. По-прежнему работает, растит свой сад-огород, любит порыбачить на зорьке. Который год теплыми вечерами мы с мужем слышим его весёлое: «Соседи! Идите к нам на шашлыки!»
- Так что, не было у него рака, - уточняет попутчик, офицер, любящий во всем точность, - ошиблись врачи?
- Вот и нет: был рак, - слышим в ответ, - и операцию ему сделали, и облучали «как положено», и несколько курсов химиотерапии прошел. Но ни слова жалобы не слышал никто от него за эти годы, только улыбнется и тихонечко, перекрестившись, «Господи, помилуй» прошепчет.
- Достойный мужик, - комментирует офицер.
- А самое главное, - продолжает Наталья, уже совсем забыв про ужин, - верит мой сосед, что болезнь болезнью, а жить надо в полную силу; молиться Господу и жить в уверенности, что впереди Он дарует тебе еще многое.
Уже впоследствии, общаясь с компетентным врачом-онкологом, я услышал такую оценку:
- Скорее всего, вполне приличным своим самочувствием Василий на 90% обязан именно своему жизнелюбию и привычке всегда верить в лучшее, а главное - своему бесстрашию перед болезнью.
Сожалел я, что мой собеседник в белом халате пропустил веру в Бога, которая давала силы болящему Василию. Но вернемся к рассказу Натальи.
- В свое время, - увлеченно продолжала она, — мне пришлось общаться с людьми, работавшими на Чернобыльской атомной станции, на ликвидации аварии.
- Это нам знакомо, - посерьезнел офицер.
- Так знаете, кто умирал первым? Те, кто боялся. Те, кто, получив, в общем-то, не такую уж страшную радиационную дозу, впадал в панику и отчаянье. А рядом продолжали жить люди, получившие в пять, а то и в десять раз большее количество рентген. Они просто не допускали мысли, что могут умереть. И - жили. Судмедэксперта Чернобыльской зоны Колю Белехова как-то раз, спустя лет семь после аварии, спросили: «Коля! О чем ты думал, когда остался практически один в эвакуированной Припяти? Ведь ты врач, ты знал, что дозы "шкалят" запредельные, что это - верная смерть?..» - «А я думал, что я - молодой и здоровый, что я даже вопреки очевидному, по милости Божьей, выживу!» - улыбался он. И живет этот судмедэксперт - работает и шестерых детей растит. Двое из ребятишек, кстати, после аварии родились. И все они, вопреки страхам и прогнозам врачей, вполне здоровы. А получил Николай Николаевич Белехов, по самым скромным подсчетам, в черные дни в Припяти около семи радиоактивных смертельных доз.
