Однако они опоздали. Пламя взвилось и опало, словно торопясь избавить жертву от мучений.
Гончая с трудом убедила мэтра «не поддаваться чувствам», не связываться с поселянами, а спокойно обойти жуткое место краем леса.
Пришлось пустить в ход старые как мир доводы, что «всем всё равно не поможешь» и что «спасти Тёрна – спасти десятки таких, как она» (в смысле, сожжённая «ведьма», то есть просто несчастная женщина, отмеченная печатью Гнили); демон нехотя подчинился.
Третью ночь они встретили высоко в предгорных холмах, среди раскатанных покрывал чистых, продуваемых всеми ветрами хвойных лесов, серебристо-серых, где нескончаемыми шеренгами застыло воинство горных елей.
Последние следы дороги, или тропы, или стёжки давно исчезли, остались внизу сёла; Гончую и Кройона вёл один лишь слабый след алхимика Ксарбируса.
– Куда прёмся? Куда тащимся? – стонал демон, когда они в четвёртый раз остановились на ночлег. – В неведомое бредём, неведомого страшимся, с неведомым хотим переведаться… Как ты думаешь, Стайни, из этого ведь может получиться неплохое начало поэмы?
– Грхм… – Гончая подавилась краюхой засохшего хлеба. – Поэмы? Прости, мэтр, совсем не могу сейчас думать в терминах… поэзии.
Кройон откинулся, привалившись к стволу, и что-то мечтательно забормотал, уставившись в звёздное небо.
Стайни замерла, втянула ноздрями воздух раз, и другой, и третий…
– Кройон! – она вскочила, размахнулась было клинком, но, увы, быстрота настоящей Гончей уже её покинула, и змеёй мелькнувшая из-за деревьев петля захватила демону шею и правое плечо.
– Что такое? – неподдельно изумился мэтр, смешно задёргав ногами, – вся верхняя половина тела словно разом утратила подвижность.
– Сперва я говорить и вовсе не собирался, – пробасил чей-то голос из кустов. – Смотрю, самый что ни на есть демонский демон, распечать его в три кости. Думаю, надо брать и кончать. А потом присмотрелся и понял, что не зря с тобой дхусс Тёрн-то водился-братался, распечать его в три кости.
Стайни во все глаза глядела на появившегося из зарослей низкорослого, коренастого воителя. Гном носил только кожаную безрукавку, всю увешанную бренчащими оберегами и амулетами, широкая грудь расписана сложной татуировкой – некоторые руны светились голубым, а наголо обритый череп гнома пламенел, словно настоящий фейерверк. В руке воин сжимал вычурный широкий клинок с длинной рукоятью на два кулака; по явно зачарованной режущей кромке от острия к эфесу и обратно зачем-то прокатывалась яркая искра. Обратная сторона меча напоминала пилу – только каждый зубец, как разглядела Гончая, на самом деле был выполнен в виде одной из рун подземного народа. Половина меча была кроваво-красной, другая – закатно-золотой.
– Почтенный! – вскипал меж тем демон. – Требую немедля убрать сии возмутительные ограничения в подвижности, сей колдовской снастью на меня наложенные! Я, мэтр Кройон, художник и поэт, категорически тре…
– А человечину в Феане кто жрал, поэт ты наш оголодавший, распечать тебя в три кости, в три колена да в три глотки? – Гном расставил ноги, словно врастая в землю, и выразительно поигрывал громадным клинком, подбрасывая его легко, словно невесомую тросточку.
Кройон раскрыл было пасть и с громким клацаньем зубов её захлопнул. Кожистые бугры век демона страдальчески поползли вверх, выгибаясь домиком.
Гончая не тратила время на вопросы и ответы. Воронёный клинок Некрополиса коротко свистнул, упершись в мускулистую шею гнома.
– Сними петлю.
– Надо ж, испугался, распечать тебя в три кости! – передразнил её гном, не выказывая никакого испуга. – Давай, коли. Увидишь, что выйдет.
Стайни прищурилась и слегка надавила – остриё чёрного меча должно было бы проколоть кожу, но вместо этого сталь лишь пружинисто соскользнула: Гончая словно пыталась вогнать клинок в каменную глыбу.
– Неплохо, – сощурилась Стайни. – Рунная магия во всей красе. Долго пришлось себя разрисовывать, гноме? И долго ли твоя защита продержится?
– Сколько мне надо, столько и продержится, – задиристо бросил гном. – Впрочем, я тут, как вы понимаете, не драться пришёл, распечать вас в три кости, иначе не трепал бы тут языком.
