Саймон был слегка суеверен. Каждый раз, когда он убивал свою жертву, число ударов и разрезов строго соответствовало количеству прожитых им лет. Он следил за этим очень внимательно и мечтал о том дне, когда сможет позволить себе пырнуть очередную юную блондинку сто раз в честь своего юбилея. Но сейчас ему было всего лишь пятьдесят два года, и до славных дат было еще далеко. А пока что он обдумывал, как будет выпускать злых духов из юного тела официантки, принесшей ему очередную бутылку пива и удалявшейся, виляя бедрами. А также о том, как в то же самое время он будет впускать ей своих духов.
Саймон Менделсон не имел какого-либо определенного способа заманивать жертву. Каждый раз он придумывал что-нибудь новенькое и гордился своей оригинальностью. И иногда с внутренней усмешкой жалел о том, что нет клуба серийных убийц, в котором можно было бы за бутылочкой пива поделиться секретами ремесла со своими собратьями. На этот раз в голову Саймона пришла идея предложить этой смазливой дурочке работу. Он дождался момента, когда она в очередной раз проскальзывала мимо его столика, и поднял палец, что означало просьбу обратить на него внимание. Девушка с улыбкой кивнула ему, поставила на столик перед сидящей в углу парочкой две огромные порции мороженого и подошла к ожидающему ее Саймону.
Не переставая улыбаться и глядя ему прямо в глаза, она, нагнувшись, оперлась на столик обеими руками. При этом, естественно, через широкий вырез блузки стало видно ее молодое богатство, свободно чувствовавшее себя под тонкой тканью. Она часто использовала этот прием, чтобы расколоть клиента на дополнительные чаевые.
Вообще-то Саймон не любил таких дешевых штучек, но сейчас он представил, как рядом с этой нежной плотью будет выглядеть сверкающая сталь, заточенная на лазерном стенде, и на сердце у него потеплело. Он доброжелательно улыбнулся, почувствовав близкую удачу.
— Я бы не хотел отрывать вас от работы пустыми разговорами и поэтому сразу заговорю о деле, — начал Саймон мягким симпатичным голосом. — В вашем кафе я бываю регулярно и с удовольствием наблюдаю за тем, как вы работаете. Такие работники, как вы — на вес золота. Кстати, как вас зовут?
Саймон знал, что грубая, неприкрытая лесть действует безотказно, и пользовался этим без тени сомнения. Официантка повела талией и ответила:
— Меня зовут Патриция. Но друзья называют меня Патти.
«Боже мой, — подумал Саймон, — всех их зовут Патти, Салли или Мэгги. Что за идиотская мода была двадцать лет назад — называть дочерей именами, устаревшими на двести лет!»
— Красивое имя! А меня друзья называют попросту — Сай. Попробуйте-ка угадать мое полное имя!
Патти попыталась наморщить лобик, но у нее не получилось.
— Я скажу вам его потом, а сейчас ближе к делу. Я открываю дорожное кафе в пятнадцати милях отсюда на перекрестке девяносто второй дороги и Шагрин Роуд. Скажите мне откровенно, сколько платит вам хозяин этой забегаловки? Надеюсь, это не большой секрет? Прежде чем вы ответите мне, знайте, что я буду платить ровно в два раза больше. Что скажете?
По лицу Патти было видно, что умножать на два она умеет. И еще было видно, что она умеет умножать на два дважды.
— Ну-у, он платит мне четырнадцать в час. Этого, конечно, маловато, но…
— Никаких «но»! — решительно возразил Саймон, зная, что больше семи долларов она никогда не получала. — Четырнадцать на два — получается двадцать восемь, а для ровного счета — тридцать. Для настоящего бизнеса лицо заведения — главное дело. А такие лицо и фигура, как у вас, покроют мне этот тридцатник с лихвой. Я удивляюсь, почему вас до сих пор не увез какой-нибудь пронырливый импрессарио из Голливуда!
Патти менялась на глазах. Было видно, как каждый дюйм ее тела начинал принадлежать Саймону, а на маленьком гладком лбу загорелась неоновая надпись: «За тридцать — что угодно».
— Я не хотел бы потерять такого шанса, — продолжал коварно плести свое Саймон, — и предлагаю вам сегодня же съездить со мной на место вашей будущей работы и обсудить подробности. И вообще, я открываюсь через неделю и хочу, чтобы все было по высшему классу. Забегаловки вроде этой не для таких, как вы.
