В шесть часов за Лешей зашел Слава Кайдалов.
Солнце еще только начинало садиться, оно уже притомилось и не грело, зато сияло, как натертая медяшка, заливая небо вокруг себя желтоватым светом.
Часа полтора они погуляли по проспекту. Когда Леша ехал в лифте домой, он точно знал — дома мама, и у него в душе все клокотало от близкого счастья.
Не стал открывать дверь ключом, но дал свои звонки — два коротких и один длинный — и услышал короткое настороженное «Кто?», и обожженный долгожданной радостью отчаянно завопил:
— Да я!
Дверь открылась. Мама.
Она распахнула руки, чтоб обнять сына, и он тоже распахнул руки и влетел в ее объятия.
Жадно вдыхал материнские запахи — духов и какой-то отдаленной застойной кислинки — и он был счастлив узнаванием этих запахов, на мгновение отстранился, чтоб убедиться, что мама по-прежнему красива, вгляделся в нее, да, по-прежнему красива — тоненькая, стройненькая, в аккуратных брючках и кофточке и в маленьком передничке, и у нее была аккуратная короткая стрижка, мама улыбалась, и Леша снова влетел в ее объятия.
— Загулял мой мужичок, — ласково говорила мама. — Голоден?
— Ага! — радостно сказал он, унюхав плывшие с кухни веселые запахи.
— Ну, пойдем, мой мужичок, — и они в обнимку прошли на кухню.
Мама положила ему мясо с жареной картошкой, а потом блины с маслом, и когда Леша все съел, он, конечно же, пофыркивая от сытости, захмелел. Галя и Маша на кухне не появлялись.
— Ты надолго?
— Навсегда. Больше уезжать не буду.
— А работа?
— Беру расчет.
— А чего это ты?
— Хватит — двадцать лет отмоталась. Да и мужичок растет.
— А дядя Юра?
— Нет дяди Юры, — тихо сказала она. — Забудь о нем. Теперь только дома. Все!
Леша даже онемел от восторга — он даже и мечтать не смел, что мама перестанет ездить в город.
Он подождал, пока мама помоет посуду, а потом, что влюбленная парочка, обнявшись, они прошли в большую комнату. Галя и Маша смотрели телик. Видать, не очень-то и рады, что мама приехала — она укоротит их свободу.
Мама села на диван, Леша с нею рядом, и он положил голову на ее плечо, а она нежно гладила его волосы. Да, это и есть дом-родной — где тепло, сыто и рядом мама.
— Ну, как школа, мальчик?
Ему не хотелось вставать, но было чем порадовать маму, и он как бы нехотя поднялся и поплелся в свою комнату за дневником. Шел обратно, едва переставляя ноги, — ну, надо же и скромность обозначить, и нехотя подавал дневник, а мама, увидя четверки и пятерки, сказала «Ай да сынок» и принялась тискать и целовать его.
— Так я еще год не начинал, — сказал Леша — ему сейчас точность была дороже скромности.
— Галя, дневник!
— Нету! — не отрываясь от телика, ответила Галя.
— А где он?
— Кротова взяла на проверку, — сказала Галя так зло, что было ясно — дневник она заныкала.
— Ты как с матерью разговариваешь! — прикрикнул на нее Леша.
— Подлиза!
— Что-о? — возмутился Леша, и в голосе его была угроза — вот я сейчас расскажу и про твои прогулы, и как ты меня чуть дяденькой не заделала.
Галя поняла угрозу и сразу подобрела:
— Нормально с учебой, мама. Дневники выдадут в понедельник.
— То-то, — сказал Леша, давая понять — ладно, живи покуда, брат на тебя не накапает.
— Девочки, почему пол такой грязный? — с легким раздражением спросила мама.
— А я Машке не нанималась мыть, — огрызнулась Галя.
Маша медленно повернулась к ней, посмотрела на нее в упор, но вместе с тем и не видя ее вовсе — ты пустое место — и не разнимая губ, уронила:
— Но я тоже не нанималась ей мыть, — и медленно же отвернулась к телику.
— Ты на работу устроилась, Маша?
— Завтра. Это будет завтра, — ответила Маша на манер придурка, поющего по телику программу на завтра, и показала большими пальцами за спину.
— Маша, я в твои годы уже три года работала. Уже считалась специалистом.
