— Не хочу-у…
Лесь отрывается от страницы. За окошком в платье полосатом, как шлагбаум, дама. И еще — едва видная над прилавком, подстриженная челка. Мальчишка. Это он: «Хочу-у, не хочу-у…»
— Могу предложить… — вежливо говорит Лев-Лев.
Ни за что не стал бы предлагать ему книги на выбор! Но у Льва-Льва такая работа, он предлагает книги всем, кто хочет читать, и тем, кто не хочет, тоже.
— Которая у мальчика, ту хочу-у…
У Леся дыхание перехватило. Эту?
Как же он забыл, что и за третьим «Дон Кихотом» наверняка придет покупатель? И вот он пришел. Маленький «канючка» с челкой.
— Хочу вот ту-у-у…
Еще минуту, мне только заглянуть, что будет дальше…
Лесь торопливо листает страницы.
Пожалуйста, пожалуйста, пусть пока смотрит другие книги…
Вот: некий цирюльник, а проще сказать — брадобрей, а по-нашему — парикмахер едет под дождем на пегом осле. И чтоб не промокла его новая шляпа, он надел на голову блестящий таз, который употреблял для бритья и мытья.
…Дон Кихот с копьецом наперевес помчался ему навстречу во весь Росинантов дух:
— Обороняйся, презренная тварь, или же добровольно отдай то, что по праву должно принадлежать мне!
Цирюльник счел за благо сверзиться с осла и помчался быстрей лани. Таз остался на земле. Дон Кихот тотчас надел его на голову и стал поворачивать то в ту, то в другую сторону, но так и не обнаружив забрала, сказал:
— У язычника, по мерке которого выковали этот славный шлем, уж верно, была громадная голова.
Услышав, что таз для бритья именуется шлемом, Санчо не смог удержаться от улыбки…
— Знаешь, что мне пришло на ум, Санчо? Должно думать, что этот на славу сработанный чудодейственный шлем попал в руки человека, который не сумел оценить его по достоинству, и, видя, что шлем из чистого золота, он расплавил одну половину, дабы извлечь из этого прибыль, а из другой смастерил то, что напоминает тебе таз для бритья. Но кто-кто, а уж я-то знаю ему цену. В первом же селе, в котором есть кузнец, я его перекую, и тогда он не только не уступит шлему, сработанному и выкованному богом кузнечного ремесла для бога сражений, но еще и превзойдет его. А пока он мне и так пригодится, ибо все же это лучше, чем ничего…
— К сожалению… — произнес Санчо Панса…
Да нет, да нет же! Это не Санчо, это голос Льва-Льва!
— К сожалению, — говорит Лев-Лев, — такой книги больше нет. — Он косится в сторону Леся. — Возможно, завтра один экземпляр поступит в продажу. — Он надеется, что Лесь успеет ее прочитать. Он чувствует себя преступником, бедный Лев-Лев.
А дама визгливо кричит:
— Что значит «нет»? Вот она — есть! Не имеете права задерживать литературу! Получили — пускайте в продажу!
Брови у Льва-Льва страдальчески цепляются друг за друга. Он считает делом чести снабжать покупателей самыми свежими газетами и книгами. Лесь тихо отодвигает от себя «Дон Кихота». Но Лев-Лев кладет на переплет руку в кожаной перчатке.
— Будем считать, что она продана! — и вынимает из кармана и опускает в кассу рубль и берет четыре копейки сдачи.
Носик у шлагбаума загорается, как раскаленный уголь.
— Я напишу жалобу!
Лев-Лев разводит руками. Пишите, пожалуйста. Так у меня будет одной неприятностью больше.
Они уходят. Наверно, писать жалобу. Значит, Лев-Лев не получит премии. На нее он собирался купить тома энциклопедии. Хотя Анна Петровна говорит, что лучше бы — пальто.
Почему Жора Король хохочет? Испускает стоны и всхлипы:
— Много… уважаемый… Лев-Лев. Сразу бы сказали ей, что книга продана!
— Я же купил ее несколько позднее, — объясняет Лев-Лев.
Жора покатывается от хохота:
— Но… неужели… вы не могли ей соврать? Для общего блага…
— Соврать?! — На лице Льва-Льва изумление и гнев. — Унижаться до вранья?! Вы же взрослый человек, что вы говорите, Жора?!
— Так ведь это пустяк, — растерявшись, сказал Жора.
— Ложь — пустяк?! — Лев-Лев рассматривал Жору сквозь очки, словно перед ним был ихтиозавр.
Жора не выдержал.
— Знаете что? — сказал он. — С вами спорить — надо, как говорится, сперва каши поесть! — и зажал гвозди в зубах.
— Так и ешьте свою кашу, — рассердился Лев-Лев. — Вы, Жора, знаете себе свое, а я себе знаю свое.
