Теплый берег - страница 38
Ночью он полуживой пришел в отряд. Черными, растрескавшимися губами назвал пароль незнакомому молодому парню («Значит, пришло пополнение, пополнение… Хорошо», — подумал он) и еще сказал: «Командира!»
«Ступай за мной, дед!» — потребовал парень.
«Дед?» — промелькнуло смутно.
Падая, подумал: «Уберечь девочку» — и опустился на землю тихо, лег на живот. Тогда с его спины сняли скатанную телогрейку, и Маленькая девочка посмотрела на бойцов синими-синими глазами.
Два дня и две ночи спал он с перебинтованным плечом. А отоспавшись, встал, добрался к бочажку умыться и увидал свое отражение. За трое суток он стал седым.
— С того дня и закрепилась за ним кличка «Дед», — сказал Мосолов.
— А он убитый? — спросил Вяч.
— А он живой? — спросил Лесь.
Антон налил воды, протянул хлеб Мосолову.
— Поели бы.
Мосолов подержал стакан в руке.
— Хотел бы вам ответить: жив. Но не знаю о его судьбе. Как о многих товарищах не знаю. Кто погиб, кто по госпиталям долгие месяцы валялся, кто в другие края уехал. Страна велика, лет прошло много… Деда, после долгих боев, тяжело раненного вывезли на Большую землю. Потом меня контузило. Я из госпиталя вышел — на севере школу летную кончал, там и служил. Писал сюда в городской комитет комсомола, ответили: «Без фамилии разыскать не можем». Не числится, значит.
— Почему без фамилии? — удивились Мымриков и Колотыркин.
— Мы, партизаны, друг друга по фамилиям не звали, просто Вася да Коля, или у кого кличка боевая… Понимаете, ребята, райком партии не рекомендовал, чтобы широко известны были фамилии. У многих в городе, в поселках семьи оставались. Сообщи предатель фамилии, расправились бы фашисты с женами, с детьми, и стариками. Они никого не щадили.
— А может, кто знает его судьбу? — спросил Антон. — Вы сходите в Совет ветеранов, много у нас тут есть бывших партизан.
— Схожу. Обязательно. Собираюсь с первого дня, как приехал. — Рассеченная его бровь дернулась. — Я и в городе еще толком не был, не видал, а ведь отстроился… Набережная красавица! — Он улыбнулся Лесю. — Там я и с этим маленьким киоскером познакомился.
И Лесь, неулыба, улыбнулся ему в ответ своей неожиданной улыбкой, от которой, как от спички, сразу загорались улыбки на всех лицах.
— Мне очень нравится такая бровь, — сказал Лесь.
— И мне тоже очень, — подтвердил Вяч.
Возвращались домой вчетвером. Низкое солнце еще посверкивало на маленьких волнах, поднятых «Смелым». Прибрежные скалы втиснули каменные морды в светлую воду, будто перед ночью вышли к водопою огромные звери. И на пляжи пала тень от гор.
Вспыхнули створные огни, указывая судам путь в гавань.
Вяч крикнул Лесю в ухо, пробившись сквозь стрекот мотора и ветер:
— Я бы тоже ее спас! Только я бы по-пластунски полз!
Лесь не удивился, он и так знал, что сейчас они оба думают об одном и том же.
— Э! — опять крикнул Вяч, его губы щекотали ухо Лесю. — Давай про того Деда спросим у Льва-Льва, он тоже был партизаном!
Лесь кивнул.
Сиренево разгорались светильники вдоль набережной. Над Летним театром, над гостиницами и магазинами задрожали неоновые трубки реклам. На рейде пассажирский теплоход опоясался жемчужными огнями, зажег этажи иллюминаторов.
А тогда город и порт прятались во мгле. Только пожары полыхали вокруг, и вражеские ракеты мертвым светом озаряли горы, нащупывая ту пещеру и лесные партизанские тропы…
Антон заметил, что мальчишки притихли. Близко коснулось их сегодня военное горе. А разве не за то отдавали жизнь люди, чтоб не угасала радость детей?
— Ну-ка, — сказал Антон, — не найдется ли знатока определить по ходовым огням, что там за судно идет? И куда?
Оно шло вдали. Высоко на мачте ясно горели один над одним три белых огня. С одного борта прорезал сиреневые сумерки зеленый глаз, с другого — алел красный.
— Тяни-толкай! Буксир! — перебивая друг друга, закричали мальчишки. — Когда три белых на мачте, значит, тянет не меньше двух барж!
— Идет сюда, к нам! — прибавил Лесь. — Потому что все суда несут зеленый свет справа, а слева красный… А раз он к нам навстречу — от нас получается наоборот, справа красный!
— А если бы на мачте два огня, значит, одну баржу тянет!
