Все эти настроения забавляли его, они помогали скоротать время в пути... После, надо думать, его осенит что-либо другое, коль скоро нет выбора. Придет время, и он отдаст себя на волю судьбы... Все происходит само собой. Первым делом его ждет отдых на большом хуторе.
5
Многие мужчины с годами обретают лицо. Роберт принадлежал к их числу, черты его лица стали тверже, образовав некую систему складок, и выражали теперь определенный характер, который он старался воплотить всем строем своей жизни. Жизнь его была соткана из множества решений, и все они принимались от чистого сердца. Его изначально смазливое лицо послушно приноравливалось к каждой очередной роли. Но после случилось главное событие его жизни. Он был из тех, кто говорил: "Когда на карту поставлена судьба отечества..." Все горе родины, собранное вместе, подарило ему вторую молодость. И мало-помалу он обрел лицо человека, на которого можно положиться, при желании он мог бы сделать на этом карьеру...
"Таких, как он, изображают на рекламах виски", - подумал Вилфред, когда они стояли друг против друга в дверях. Роберт не скрывал своего изумления:
- Как ты узнал пароль?
- Господи, право же нетрудно сообразить, что человек твоего толка открывает дверь по звонку, сигнализирующему букву "V" *! Ты что, не хочешь меня впустить?
* "V" - первая буква в слове "victory" - победа (англ.). По азбуке Морзе: три точки, тире.
Когда они вошли в комнату, он сразу заметил запретный радиоприемник на книжной полке, точнее, край его, выглядывавший из-под незатейливой маскировки.
- Я уже увидел его, - сказал он, когда Роберт попытался заслонить собой аппарат.
Ох уж эти патриоты с их позами и мелкой возней. Все, что они ни предпринимали, было так прозрачно - нескончаемая демонстрация боевого и беспорочного образа мыслей. И когда старина Роберт, словно по команде, скользнул к неизбежному бару, - мыслимо ли вообще представить себе этого человека без бара, даже очутись он волей судьбы в вигваме? - Вилфред сказал:
- Да, мне и правда не помешал бы глоток какого-нибудь живительного напитка, ты угадал. Но ты словно боишься меня?
Роберт улыбнулся чуть смущенной улыбкой.
- Боюсь тебя? - повторил он, поднимая стакан.
Вилфред осушил свой.
- Почему бы и нет? - игриво сказал он.
Они сидели прямо друг против друга, между ними - маленький письменный стол. Из нижнего ящика стола торчал клочок бумаги - одна из запрещенных листовок, которые эти люди читали и распространяли с молниеносной быстротой словно лишь для того, чтобы вырасти в собственных глазах.
- Коли так - твое дело объяснить почему, - холодно произнес Роберт.
Вилфред подумал: "А он куражится, хотя, может, он и вправду так вошел в образ..."
Он протянул Роберту пустой стакан:
- Я сам при случае пришлю тебе бутылку.
Роберт наполнил стакан и ответил с опозданием, слишком явным, чтобы расценить это только как дерзость:
- Я не уверен, что захочу принять твою отборную водку.
Сквозь маскировочные шторы, сквозь двойные рамы окон до них донесся топот марширующих ног. За углом топот оборвался. Но тут же послышалась песня - солдатская песня с привычным рубленым ритмом.
- Дурацкая песня! - Вилфред снова протянул стакан.
Роберт словно не замечал его.
- Это ты говоришь!
Опять скупой, с запозданием, холодный ответ. Вилфреда охватило беспокойство: нет, он не боялся, просто его раздражало, что он не знает, в какой мере позер Роберт слился со своей ролью "истинного норвежца".
- Что ж, сейчас самое время раскрыть мне тайну, что на самом деле ты один из главарей Сопротивления, только не отвечай мне опять: "Это ты говоришь!" Дескать, Черчилль да ты, ну и еще два-три человека, имен которых ты, конечно, не знаешь...
"Какого черта, почему этот идиот не принимает мяч, когда над ним подшучивает старый друг?" Запоздалые ответы Роберта и вправду начали его пугать.
Роберт встал. Обернувшись к окну, он, казалось, сердито принюхивался к темно-синей шторе, отгораживавшей его от мира, где царило действие.
Когда он обернулся к Вилфреду, на лице его сияла улыбка. Это было неожиданно. Старая плутоватая улыбка, какой улыбаются друзьям, уже без всякой отчужденности.
