- Вилфред Саген, - задумчиво обронила она во тьму. - Он понял все. Он обо всем догадался... - И, не услышав ответа, взмолилась: - но ведь он же помог беженцам, он же спас их. Он на нашей стороне!
Она сидела, роняя слова в темное пространство, тщетно стараясь придать им вес, но слова были бесплотны, и от этого они, казалось, не достигали дна.
- В том-то и дело, - сказал он. - Однорукий, как его прозвали, он, может, и на той, и на другой стороне, почем мы знаем! Он вдруг появляется откуда ни возьмись, как можно знать...
- Но он же помог беженцам, - не отступалась она. - Он и вправду появился внезапно, в немецком мундире, отдал этим мерзким парням какой-то приказ, отослал их. А после сорвал с себя мундир, одежда его была спрятана под дровами. Я все это видела сама, он стоял в лесу и дрожал от холода.
Каждый из них теперь сидел на своей кровати и каждый смотрел прямо перед собой в потемках, будто ни к кому не обращаясь. Робко высунувшись из-под одеяла, она взяла мужа за руку, рука была холодная, как снег за окном, жесткая, сильная.
- Скажи правду, я тебя подвела?
Он высвободил свою руку и жесткой ладонью погладил маленькую ручку жены, утешая ее.
- Не знаю. Вот ведь проклятое дело. Если мы с тобой ошиблись, все полетит к чертям. Самое разумное было бы немедленно сматываться отсюда.
- Через границу? Ты же говорил, что никогда этого не сделаешь, даже если все...
Лось устало провел рукой по лицу. Искры по-прежнему плясали в глазах.
- Конечно, - мрачно проговорил он. - Если все вздумают отсюда уйти... Да только, если нас схватят, нужно суметь держать язык за зубами.
Лилли вздохнула. Ей вновь представились все эти картины: говорили, будто там вырывают ногти... Она дотронулась до своих пальцев. Даже за самой трудной работой здесь, в лесу, она не забывала следить за своими ногтями. Лилли так до конца и не отделалась от своей суетности столичной горничной.
- Ты ведь можешь поехать на север, к сестре и зятю...
Подняв холеную руку столичной горничной, Лилли неловко погладила мужа по лицу. Она тронула его щетину, словно проведя шелком по колючей проволоке.
- Да, да, - незлобиво, со вздохом проговорил он, - я знаю, ты этого не хочешь. Да и я не хочу. Но ведь и о других людях тоже нужно подумать.
Он не договорил. Не было нужды договаривать. Когда-то Лось пытался скрыть свою деятельность на границе и в других местах от Лилли. Подобно многим сильным мужчинам, он считал свою жену слабой, беспомощной. В этом не было для нее ничего обидного, просто ему нравилось заботиться о других, хотя жизнь у него всегда была суровая, и в ней не было места для нежности.
Лилли откинулась назад, легла, стараясь приглушить тревогу.
"Если мы ошиблись", - сказал муж. Все эти годы она слышала его споры с друзьями, горячие споры о том, что бесполезно спасать какие-то единичные человеческие жизни... Спасти горстку измученных войной беглецов, переправив их на ту сторону границы, туда, где было вволю еды, где царил мир... да многие из них, может, даже большинство, были недостойны того, чтобы ради них приносить столько жертв. Товарищи Лося знали это, все время знали, и кое-кто из них ожесточился и озлобился, они стали укорять друг друга за мелкие оплошности, допущенные в пути, в их неблагодарной роли проводников. Ни разу она не слыхала, чтобы Лось корил кого-нибудь за ошибку. Единственное, что выводило его из себя, - это когда кто-то хотел бросить свою работу, отступиться, потому-де, что от этой мелкой смехотворной возни нет никакого толку. "Не о себе сейчас надо думать", - неизменно говорил он своим обычным спокойным тоном. Многих перепуганных или отчаявшихся людей одна эта фраза заставляла взяться за ум.
- Ты могла бы перебраться через границу, а я заберу тебя назад, когда здесь снова все успокоится, - сказал он. - И поскольку она не отвечала, он продолжал: - Я знаком кое с кем на той стороне. Уж они не станут докладывать властям.
Ответа нет. Она лежит не шевелясь и глядит в потолок. Будто в темноте можно различить его зеленые доски. Она тогда поставила одну на другую две табуретки и красила потолок, терпеливо переставляя обе табуретки, пока весь потолок не был выкрашен приятным зеленым цветом. Было это в летнюю пору, когда муж не возвращался к ней пять дней кряду и она не знала, как вынести те светлые ночи, как лучше погасить страх и тревогу. А когда однажды утром он вернулся домой - такой худой, измученный, что она не сразу его узнала, она огорчилась от того, что он повалился на кровать и уснул, даже не заметив, что она заново выкрасила весь потолок.
