…Разговоры… разговоры…
У меня и сейчас они в памяти. И то, как Володя, неприкаянный, бродил среди гостей.
– Вчера Варя верблюжиное одеяло купила, уцененное, мне на дачу… Очаровательное, вместо байкового.
– Два месяца щенку. Льет на пол. Вот все и кричат на него.
К Володе оборачивается тамада, веселый такой человек, шутник.
– Когда вся компания весело ликует, — сказал он и икнул, — нужна музыка. Володя, возьми гитару.
– Когда вся компания весело икает, — сказал Володя.
– Клаша, поставь Бернеса, — сказал тамада. — Парни, парни… как она там?… Умным себя ставишь, а я тебя вот каким знал.
– Маска, я тебя знаю, — говорит Володя. Поэт молчит. Я молчу. Учительница молчит.
– Так вот и живем, — говорит брат Володи. — Физики и лирики, вернее археологи. Атмосферочка.
– Давай, давай развлекай гостя, — говорит Володя. — Век поэзии кончается.
– Знаешь, не делай из меня идиота, — говорит брат.
– Кончается поэзия или нет? — спрашивает Володя.
– Вова, мы люди простые, — говорит жена брата. — Нам бы факты.
– Маска, я тебя знаю, — говорит Володя…Разговоры… разговоры…
– Факты — это вещь, — говорит брат. — Остальное — идеология.
Поэт смотрит на него и на его прелестную жену.
– Два художника пишут портрет женщины, — говорит он, и та поправляет волосы. — У одного получается мадонна, у другого мещанка. Вот тебе и факт.
– Идеология, — говорит брат. — Это для Кати.
– Катю не трогай, — говорит Володя.
– Идеологию тоже, — говорит учительница.
– Ты можешь сформулировать свою мысль? — спрашивает брат.
– Могу, — говорит поэт. — Произведение искусства отличается от факта на величину души автора. Так будет понятно?
– Браво! — говорит учительница, и глаза ее блестят. — Катя, слышите? Столько лет!… Мой ученик!…
Она теперь совсем молодая.
– Хаз-булат удалой-й… Бедна сакля твоя, — запевает компания у окна. — Золотою казной… я осыплю тебя-а…
– Кто это? — спрашиваю я.
– Это все мамина родня, — говорит Володя. — Бабушка здесь ни при чем.
– Дам коня, дам кинжал… Дам винтовку свою-у… А за это за высе… Ты отдай мне жену-у…
– Все смешалось в доме Облонских, — говорит Володя. — Вы не находите? И лицо у него совсем несчастное. Потом я с поэтом, этим непонятным человеком, вхожу в темную комнату. Я не могу понять, зачем он привел меня сюда на эту страшную вечеринку. Может быть, чтобы показать, что человек и в семье может быть совсем одиноким? Может быть, чтобы я не стремилась к дому, какому попало, а только к настоящему? Может быть… Только зеленое окошко телевизора в этой комнате и кто-то приник к спортивной передаче. Тихо. Какое мне дело до незнакомого мне Володи! Ну да, ну он влюбился в меня — это было видно сразу. Я и сама стала какая-то другая от этого.
Да мне— то что?
– Надо что-то делать, — говорю я.
– Ну как? — спрашивает он.
– Жуть… — говорю я. Входит учительница.
– Наверно, надо что-то объяснить? — говорит она. — Ты не ожидал, что мы так живем. Да?
– Ладно. Все пустяки.
– Давайте я за такси сбегаю, — говорю я. — У меня есть деньги.
– Сиди, — отвечает он. — А хорошо бы достать машину. Пил лишнее.
– Сейчас вызову по телефону, — говорит учительница.
Она выходит. Тихо в комнате. Только зеленое окошко телевизора. Оборачивается мужчина.
– Если я вам мешаю, я могу уйти, — говорит он обиженно.
– Да. Мешаете, — жестко говорит поэт. Мужчина поднимается, идет к двери. Тихо. Поэт оборачивается ко мне. Я смотрю на него со страхом. Вот оно, свиданье. Настоящее. Взрослое.
– Катя, приведи Володю, — говорит он.
– Сейчас, — подскакиваю я.
Я бегу в столовую, где уже бухает гитара и Володя поет какую-то чушь.
Я ему киваю, и он сразу бросает петь и идет вслед за мной. Но за нами увязывается его брат.
– Иди спой, — говорит он. — Неудобно.
– Он не хочет, — говорю я. — Хватит!
– Ого! — говорит брат, оглядывает всех и уходит.
Мы с Володей стоим в дверях.
– Иди сюда, певец, — говорит поэт. Володя садится рядом с ним. Я усаживаюсь на тахту.
– Могу и вам спеть, — говорит Володя. — Мишка, Мишка, где твоя улыбка… полная этого, как его… огня…
– Перестаньте, — говорю я.
– А если я не могу больше, — говорит Володя. — Тогда как? Почему ты не поешь? Ты поющий? Или только презирающий?
