В обычное время Фотиньи Федоровна иногда посылала нас за виноградными листьями, которые у греков служат для изготовления голубцов вместо капусты.
Вот, вспоминая Серафимовых, я невольно говорю больше о кушаньях: еда составляла у них такой преобладающий элемент жизни, что больше всего вспоминается,
Совершенно иная атмосфера была в доме Савицких. Андрей Павлович имел множество интересов. Он живо следил за политикой, русской и иностранной, за всеми совершающимися у нас реформами, лично участвовал в городском и земском самоуправлении, был внимательным присяжным заседателем и т. д. Он вообще сочувствовал внутренней организации общества и в этом смысле был либералом. Но, будучи строгим сторонником порядка и твердой власти, он, по тогдашним меркам, мог называться консерватором, особенно же потому, что терпеть не мог поверхностного критиканства, характеризовавшего тогдашних либералов. Он был горячий патриот и сторонник всероссийского единства. Следя внимательно за внутренними и внешними делами, он говорил о них не только умно, но веско, опираясь на точные данные. Но Андрей Павлович жил не одними гражданскими интересами. Он не был чужд вопросам философским и религиозным. Он интересовался и вопросами искусства. Он был порядочно ознакомлен с археологией Крыма и сам обладал ценной коллекцией монет и предметов античной Пантикапеи (Керчи). Книг у Савицкого было не очень много — только один шкаф, но среди них были ценные и редкие: были заграничные издания Герцена и Кельсиева, был литографированный Алан Кардек — первый пророк спиритизма и спиритической философии… Андрей Павлович первое время не допускал меня в свое книгохранилище, но, когда я стал выравниваться в юношу, он позволил читать свои книги, и я у него перечитал много ценного. Между прочим, у него же я познакомился с Шевченко. Впрочем, «Кобзарь» Шевченки и «Энеиду» Когляревского>17 он иногда и сам читал по вечерам своей семье.
Излишне говорить, что дядя следил за медицинской литературой по своей специальности. Врач он был вообще хороший и не мог отделаться от практики, хотя совсем нс искал сс. В Керчи долго были по аптекам, а может быть, и посейчас существуют желудочные «Капли Савицкого», совершенно затмившие инозем-цевские капли.
Многосторонняя умственная жизнь Андрея Павловича передавалась, разумеется, всей его семье, которая представляла выдающийся для Керчи интеллигентный уголок. Сама тетушка Варвара Николаевна, моя крестная мама, Царство ей Небесное, умная, добрая, кроткая, держалась незаметно, не пускалась ни в какие рассуждения. Но дочери вырастали одна за другой барышнями выдаюшеся развитыми. Они все по очереди обучались в Кушниковском институте обычным порядком, но под влиянием домашней обстановки приучались интересоваться множеством вопросов, много читали, были вполне в курсе тогдашней умственной русской жизни. Андрей Павлович выписывал, нужно сказать, и журналы, в том числе «Русское слово», где я и зачитывался Писаревым. Впрочем, скептические и насмешливые замечания дяди сильно подрывали даже во мне влияние корифеев тогдашней публицистики. Что касается барышень Савицких, то для них авторитет отца стоял выше всякого другого. Они, кажется, не могли себе представить, чтобы на свете мог быть кто-нибудь умнее Андрея Павловича. Да и я его чрезвычайно уважал и даже исповедовался перед ним в разных грехах своих, ища помощи, которую и получал. Я вообще чрезвычайно многим обязан ему. В смысле общего направления я, разумеется, постепенно становился гораздо либеральнее его, но он не оставался без влияния на меня и охлаждал во мне порывы революционности все время, пока я не попал в Московский университет.
С самого поступления в гимназию я часто бывал у Савицких, под вечер в субботу или в воскресенье, и, между прочим, поэтому привык чаще бывать в церкви, чем большинство товарищей. Савицкие жили через улицу против собора и частенько ходили ко всенощной и к литургии. Понятно, и мне неловко было хоть изредка не пойти с ними, тем более что мальчиком я был очень религиозен, а церковный обряд за его красоту, за его какую-то особенную задушевность любил всегда, даже и в те годы, когда моя вера пошатнулась. Но конечно, не из-за церкви я ходил к Савицким, а потому, что чувствовал себя у них хорошо среди своих, родных людей, которые меня любили и заботились о мне. У них было привольно даже с внешней стороны. Участок Андрея Павловича занимал огромное пространство. Сначала от улицы шел большой двор, обе стороны которого окаймляли два дома. В правом от ворот жили сами Савицкие. Левый отдавался внаймы, хотя небольшую часть его занимали они же. Помнится, там, по крайней мере одни время, имела комнату тетя Настенька, то есть Настасья Николаевна Каратаева, сестра Савицкой и моей мамы. Дом Савицких был довольно обширен, комнат около восьми помнится, но для семьи они жили все-таки тесновато. У них были: Андрей Павлович, тетя Варвара Николаевна, тетя Настенька, Александра Павловна Савицкая, дети — Леля, Маша, Лида, Соня, Коля, да еще прислуги было: кухарка, горничная и кучер — всего двенадцать душ. А из комнат — зала и столовая служили не для жилья, а, так сказать, под общественные нужды, да и в кабинете Андрея Павловича принимались разные посетители. Но если жилые помещения были тесноваты по семье Савицких, то хозяйственная часть дома была обширна: большая кухня, просторная кладовая и какая-то огромная полуземная комната, где производилось много всякой домашней работы и хранилось множество предметов хозяйственного обихода: кадки, лохани, дрова и т. п. Через эту комнату жилые помещения сообщались с кухней и кладовой.
