и совершенно отрывались от своей среды. Денег это стоило бесконечно много, и Александр Иванович просадил на школу весь свой капитал. Потом пришлось закладывать землю. Сами школы Новой Александровой Новиков значительно отклонил от обычных типов, ввел новые предметы, и все это было ни к чему, ни для кого не нужно. Когда впоследствии, уже не имея денег для поддержания своих школ, Александр Иванович предложил их в дар духовно-учебному ведомству вместе со своей заложенной землей, го оно не захотело взять ввиду слишком большой стоимости поддержания бесполезных огромных зданий.
Вот так он вел всю свою созидательную деятельность. Конечно, в Новой Александровке образовался целый слой интеллигенции: священники, учителя. И все были очень хорошие люди. Дети и юноши в школах учились прекрасно и выходили очень развитыми. Но Александр Иванович, начав дело, не мог остановиться ни на какой границе, строил этаж за этажом, раздувал начатое до безграничности, и, если бы у него были сотни миллионов, он бы тут устроил и университет, и обсерватории, и что угодно. Зуд деятельности, а не ясная надобность дела руководила им.
Я был в его школе, когда он еще не довел своей педагогической деятельности до абсурда, и положительно восхищался детьми. Они превосходно читали, писали, сознательно отвечали по всем предметам преподавания, по арифметике показывали сообразительность удивительную, они хорошо знали богослужение. Вообще видно было, что их учили прекрасно, учителя — с талантом и любовью к своему делу. Сам Новиков был тут вроде первого учителя. Отношения между ним, учителями и детьми были простые, дружелюбные. Дети не обнаруживали ни робости, ни нахальства, они, очевидно, даже не понимали, что их тут кто-нибудь может обидеть, так что никого не боялись, но относились к учителям вежливо и почтительно. Короче, школа была прекрасна. Беда только в том, что Новикова съедало стремление к грандиозному, как будто ему дороги были не интересы данных лиц, а упражнения своей мечты, своего зуда бесконечно созидать. Эта черта — русс ко- и нтслл и гс нтская черта, вследствие которой деятельность интеллигенции неизбежно должна была кончиться абсурдом и крахом. Так было и с Новиковым. Без сомнения, неудачная семейная жизнь обострила этот психический порок его, но, конечно, Александр Иванович, если бы его и не бросила жена, все же бы остался таким же фантазером. И как знать, не разрушил ли бы он и свою собственную семью? Мог ли бы он удовлетвориться простым семейным счастьем, если бы получил его? Я у него побывал в Новой Александровке во время голода, охватившего ряд
русских губерний. Всюду принимались меры помощи крестьянам. Разумеется, Александр Иванович не остался безучастным, и Новая Александровка превратилась в крупный центр кормления голодающих и рассылки пищи крестьянам. Я осматривал подробно все его учреждения, пекарни, раздачу и рассылку хлеба. И что сказать? Все было очень хорошо. Но по-моему — слишком хорошо. Казалось бы, достаточно было дать крестьянам их обычную пишу. Но их кормили в десять раз лучше. Такого хлеба, какой им давали во время голода, они не имели во времена благополучия. Думаю, что это стоило гораздо больше, чем следовало, и только привлекало к даровой кормежке тек, которые могли бы прокормиться и сами.
И замечательно, что этот бескорыстный рачитель о народных нуждах все-таки не приобрел доверия народа и, истратив не сотни тысяч, а уж конечно более миллиона рублей на просвещение народа, не достиг того, чтобы крестьяне разумно относились хоть к борьбе с эпидемиями. Впоследствии, когда в Тамбовской губернии возникла холера, Новиков устроил в Новой Александровке холерные бараки. И что же? Крестьяне начали против этого бунт и двинулись толпой, чтобы сжечь бараки. Новиков, чтобы избавить толпу от ответственности за насильственные действия, сам сжег свои бараки…
В конце концов Александр Иванович совершенно разорился на всех этих «благодеяниях» народу. Мать. Ольга Алексеевна, отдала ему свое имение. Но оно тоже было скоро съедено. Пришлось Новикову прекратить служение народу и убираться куда-нибудь на казенное место, искать пропитания. В Новой Александровке у него в конце концов не осталось ничего, кроме усадьбы. Школы кое-как пожертвовал казне.
