Конкуренция и соперничество, разумеется, все-таки происходили. Так, в 1872 году кружок Натальи Армфельд, бывший еропкинским, был отбит революционерами-чайковцами.
В конце 60-х — начале 70-х годов у нас было сильно развито движение ассоциационное. В литературе являлись сочинения по этому предмету (Михайлова-Шеллера «Ассоциации во Франции» и т. п.). В народе интеллигенция старалась устраивать ассоциации. Экономически огромное дело сыроварения было создано Верещагиным на основе ассоциационной. В этом движении Еропкин имел живое участие. Ему принадлежит именно устройство ассоциации школьных пособий, которая явилась едва ли не лучшей в России мастерской. Переходя из рук в руки, это предприятие уцелело и до сих пор — это именно «Сотрудник школ», впоследствии принадлежавший Залесской.
Создателем этой мастерской был именно Еропкин. Он уложил на это дело массу труда, ездил за границу знакомиться с постановкой производства школьных пособий, перенес к нам усовершенствованные типы школьных скамеек, досок, шкафов и множества мелких принадлежностей школ. Он сам являлся в мастерской искусным работником, способным учить других. Работая и как столяр, и как токарь, и как переплетчик, он в то же время нес всю работу распорядителя мастерской. Он же умело поставил пути сбыта изделий. Сверх того, он же добывал средства для постановки предприятия, а их потребовалось очень много, потому что дело было поставлено на широкую ногу.
Мастерская была поставлена в виде ассоциации. Еропкин, по идее, не был хозяином, а только членом ее. В действительности все держалось им. Рабочие, члены ассоциации, были, конечно, очень довольны тем, что получали прекрасные заработки, и тем, что есть человек, доставляющий и оборотные средства, и ловко поставивший сбыт изделий. Но собственно идеей ассоциации они не очень интересовались, и без дарового труда Еропкина дело не могло удержаться на такой высоте. Это обычная судьба всех таких искусственных ассоциаций. Еропкин через несколько лет убедился, что перестройки человека «извнутри» не происходит у него, и кончил тем, что сдал дело в другие руки. «Ассоциация» превратилась в обыкновенное промышленное предприятие, с полного одобрения рабочих.
Я, впрочем, не сомневаюсь, что до известной степени «перестройка извнутри» все-таки происходила у рабочих. Несколько лет они испытывали влияние Еропкина, его пропаганду словом и примером, они, конечно, чрезвычайно повысились в умственном развитии, привыкли к высшему «уровню жизни», как выражаются английские тред-юнионисты, они прониклись мыслью о том, что труд рабочего не должен подвергаться эксплуатации. Все это, конечно, составило известный плюс в развитии рабочего класса. Но ассоциации труды Еропкина не создали.
После этого Виктор Васильевич попытался устроить другую общину, где то на Урале, начав опираться уже преимущественно на интеллигентские силы. Этого дела я хорошенько не знаю и только слыхал, что оно, затребовавши также много усилий и средств, кончилось крахом.
Более известно мне другое предприятие Еропкина — это именно община в Береговой, в Черноморской губернии. Тут он развил, кажется, до конца свои социальные идеи. Эта «интеллигентная колония», как ее называли местные жители, была поставлена на коммунистических началах. Все члены ее — сплошь из интеллигенции — заняты были хозяйственными работами, поставленными на широкую ногу. В числе хозяйственных угодий видное место отведено было виноградникам. В первое время местные жители любили подшучивать над хозяйственной неумелостью «колонистов» и над их неумением работать. Однако интеллигентные колонисты все-таки работали очень усердно и, по всей вероятности, с течением времени научились как должно. Я уже много лет не имел о них сведений.
В колонии был приют для детей, как своих, так и отдаваемых единомышленниками из России. Воспитание детей велось также на коммунистических началах. Дети должны были составлять одну общую семью. Думать о том, кто их родители, или вспоминать о своих родителях дети не должны были. Им внушалось, что это как бы неприлично.
