– Китобхоне? То есть в библиотеке?
– Да... Давай только не становиться мужем и женой, ладно? Это так пошло.
– Хорошо, давай обойдемся без загсовских корочек. Только сразу предупреждаю – чинов я не ищу, определенно, и с помощью зомберов толкать тебя на Олимп не стану...
– А не скучно без Олимпа будет?
– Нам, хоть и одомашненным, но зомберам?
Сомневаюсь... По крайней мере, в ближайшие полгода. Пойдем в постельку, а?
– А плов? Я вдруг есть захотела.
Поев великолепного плова, приправленного душистой айвой, и выпив еще по паре стаканчиков, мы с Ольгой удалились в натопленную библиотеку. Там, на столе заведующего, лежала стопка стеганых разноцветных одеял без пододеяльников и несколько плоских подушек. Мы постелили между двух книжных стеллажей и улеглись. Как только я впился в Ольгины губы, в дверь постучали.
Чертыхаясь, я встал, пошел к двери, открыл ее и увидел Кивелиди, пошатывающегося от незначительной передозировки спиртного. В руках у него была телеграмма.
– Вот, генерал Ваня прислал, – сказал он, чему-то улыбаясь. – Это факс телеграммы для тебя на мое имя. В бордель мой пришла, хорошо, что там Ваня с подружками прощался.
Взяв в руки факс, я подошел к столу, включил настольную лампу и прочитал: "Срочно вылетайте все вместе во Владивосток. В аэропорту встречу. Гриша".
– Что за Гриша? – удивился я. – Не знаю никакого Гриши из Приморья.
– Это, наверное, тот буйный с Шилинки, – предположила Ольга. – Помните, я ему еще глаз выбила.
– А... – вспомнил Кивелиди. – Бригадир буйных? Славно мы с ним попьянствовали. Веселый парень. Как напивались, становились с ним на карачки и бодались по-козлиному. Уписаешься.
И я вспомнил трех буйных сумасшедших, привезенных на Шилинку инвалидом Валерой, первым помощником Шуры. Буйные были отходами опытов Ирины Ивановны (послушные и жестокие зомберы получались не из всех людей). Такие отходы обычно посылали главарю шилинской колонии сумасшедших для использования их в качестве личных телохранителей и для охраны подземной фальшивомонетной мастерской. Сергей Кивелиди с Юрой Плотниковым[9], появившиеся в глубинах шахты независимо от нас по тайному приглашению Шуры, сумели на почве совместных попоек подружиться с этими буйными. Когда мы, Ольга, Баламут, Бельмондо и я, в полной темноте восьмого горизонта шахты были атакованы этой разношерстной пятеркой, моя подруга в завязавшейся ожесточенной драке выбила Грише глаз, но все кончилось очень даже неплохо. Как уже упоминалось, в конце той истории Инесса, повариха и соратница Шуры, превратила Гришу и двух его товарищей по несчастью, Макарыча и Киркорова, в существа, полностью лишенные недостатков, то есть в «ангелов»...
– А откуда Гриша узнал твой адрес? – спросил я Сергея Кивелиди, удивленно рассматривая телеграмму.
– Гриша после своего превращения в ангела так меня полюбил, что адресочек на память потребовал. Но это не самое смешное Самое смешное то, будто Калюжный мне сказал, что милиция по просьбам трудящихся вовсю интересуется этими телеграммами...
– Телеграммами???
– Дело в том, дорогой, что телеграммы аналогичного содержания получили все российские Евгении Черновы (58 человек), все Борисы Бочкаренко (24), все Николаи Баламутовы (21), все Ольги Юдолины (17) и все Юрии Плотниковы (224). Вот так вот – всего на пятнадцать тысяч рублей... Ну ладно, спите давайте. Вертолет в девять утра прилетит. Надеюсь, он вас разбудит.
И мы остались среди книг вдвоем с Ольгой, и никто нас больше не тревожил.
Мы долго лежали, обнявшись. Будущее страшило нас. Мы знали, что счастье не будет вечным. Когда-нибудь оно завершится бытом, усталостью, ошибками. И мы лелеяли его как ребенка, приговоренного судьбой к ранней смерти; ребенка, который угаснет, не дожив до зрелости.
Мы уже были безмерно счастливы на Шилинке, но ушли друг от друга, и все из-за того, что наши жизни разошлись на двадцать с лишним лет. Разошлись наши юность, зрелость и старость, разошлись наши надежды и их крушение...
– Но в этом же есть что-то, – прошептала Ольга. – Что-то страшное и прекрасное... Да, прекрасное!
Я не ответил – в порыве единения мы отдались друг другу без остатка, мы окунулись в нечто, не имеющее границ ни в пространстве, ни во времени, ни в любви... И было в этом единении что-то невообразимо новое – я чувствовал и ее тело... Касаясь рукой ее груди, я ощущал удовольствие не только от этого прикосновения, но и удовольствие Ольги. Поначалу это даже пугало – такими яркими были эти ощущения. Все ее эрогенные зоны стали неотъемлемой частью моего существа... Все ее тело стало моим, и оно, трепеща, подсказывало: еще раз проведи здесь ладонью, так... еще, сильнее... теперь нежнее и медленнее... Я чувствовал томление возбужденного ее влагалища, чувствовал, как оно просит: нет, нет, не кончай, я еще могу потерпеть, это так сладостно оттягивать апофеоз, так сладостно оттягивать то, что заслонит собою весь мир.
