25
Зеркала, ожидающие ее в каждой комнате, она чувствовала лучше, чем другие, не открывая глаз, чувствуют, что за окном выпал первый снег.
Несколько лет назад мисс Фоли впервые заметила, что дом наводнен ее яркими тенями, ее отражениями. Она решила тогда, что лучше всего не замечать этих холодных пластин декабрьского льда в холле, над письменным столом, в ванной. Лучше всего легко скользить по тонкому льду. Ведь если остановиться и вглядеться, вес вашего внимания проломит тонкую корочку. Провалившись же в эту прорубь, вы могли утонуть в холодных, текучих глубинах, где на дне похоронено Прошлое, высеченное на мраморе надгробных памятников. Ледяная вода влилась бы в ваши вены. Переместившись под зеркальную оправу, вы могли бы стоять вечно не в силах оторвать взгляд от свидетельств Времени.
И вот сегодня ночью, прислушиваясь к удаляющемуся топоту трех мальчиков, ей вдруг почудилось, что в зеркалах падает снег. И ей захотелось протянуть руку туда, за их оправы, чтобы проверить, какая там погода. Но она «опасалась, что, сделав так, она тем самым заставит зеркала каким-то способом собрать ее образы в миллиардах отражений, собрать целую армию женщин, уходящих, чтобы стать девушками, девушек, уходящих, чтобы стать детьми и дальше — до бесконечности. Их так много, что можно задохнуться.
Итак, что же ей делать с зеркалами, посоветуйте, Уилл Хэлоуэй, Джим Найтшейд и…племянник?
Странно. Почему не сказать мой племянник?
Потому, подумала она, что с самого начала, едва он вошел в дом, она не поверила ему, и его доказательства родства вовсе не были доказательствами, и она продолжала ждать…чего?
Сегодняшний вечер. Карнавал. Племянник сказал, что она должна послушать музыку и должна покататься на карусели. Он намекнул, что лучше держаться подальше от Лабиринта, где спит зима. Лучше плыть по кругу на карусели, где лето, сладкое, как клевер, медовая трава и дикая мята, наполняющие это прелестное время.
Она посмотрела на темный газон, с которого еще не собрала разбросанные драгоценности. Непонятно как, но она догадалась, что с помощью этой инсценировки племянник хотел избавиться от двух мальчиков, которые могли предупредить ее, сказать, чтобы она ни в коем случае не ходила на карусель… Она взяла билет с каминной полки:
«КАРУСЕЛЬ.
Пропуск на одного».
Она ждала, когда вернется племянник. Но время шло, и она решила действовать. Нужно сделать что-то такое, что не повредит им, нет, а помешает вмешиваться в ее дела. Никто не должен стоять между ней и племянником, между ней и каруселью, между ней и прелестным, бегущим по кругу летом.
Племянник очень много сказал тем, что ничего не сказал, и что только держал ее руки, от его розовых губ пахло яблочным пирогом.
Она подняла телефонную трубку.
В городской дали она отыскала свет, горевший по ночам в здании библиотеки, к чему за многие годы все привыкли. Она набрала номер. Ей ответил спокойный голос. Она спросила:
— Это библиотека? Мистер Хэлоуэй? Говорит мисс Фоли. Учительница Уилла. Через десять минут, пожалуйста, будьте в полицейском участке, мы там встретимся…мистер Хэлоуэй?
Никто не ответил.
— Вы все еще там?…
26
— Я мог бы поклясться, — сказал один из медиков, — когда мы приехали сюда…этот старик был мертв.
Скорая помощь и полицейская машина, возвращавшиеся в город, одновременно остановились на перекрестке. Один из медиков сказал эту фразу через окно машины. Полисмен ответил:
— Вы шутите!
Медики, сидевшие в скорой помощи, пожали плечами.
— Да. Конечно, шутим.
Они поехали впереди, их лица были спокойными и такими же белыми, как халаты.
Полисмены ехали следом. Джим и Уилл, примостившиеся на заднем сиденье, пытались сказать что-то еще, но полисмены принялись болтать и смеяться, вспоминая случившееся, так что Уилл и Джим решили продолжать уже начатую ими ложь, когда назвались чужими именами, и теперь заявили, что живут за углом, неподалеку от полицейского участка.
