— Уже Рождество! Рождество!.. А где мой подарок?
— Идем, — сказал отец, опустил руку сынишке на плечо, и они вышли из каюты, спустились в холл, потом куда-то поднялись. Мама шла за ними и говорила: «Я ничего не понимаю, я ничего не понимаю…»
— Сейчас поймешь, — сказал отец. — Вот мы и пришли.
Они остановились перед закрытой дверью, которая вела в большой отсек. Отец постучал. Сначала три раза, потом еще два — это был условный знак. Дверь отворилась, свет в отсеке погас. Из темноты доносились таинственные голоса и шепоты.
— Заходи, сынок, — сказал отец.
— Там темно.
— Дай руку. Мама, идем.
Они вошли. Дверь за ними захлопнулась, стало очень темно, а впереди мерцал огромный стеклянный глаз — иллюминатор — окно в полтора метра высотой и в два шириной. И в него смотрел Космос.
Малыш стоял зачарованный.
Мать с отцом, словно завороженные, застыли позади.
Голоса в темной комнате запели старинные рождественские песни. Мальчик робкими шагами пошел к иллюминатору, прижался лицом к холодному стеклу. И долго-долго стоял и смотрел в непроглядную космическую ночь, на вечно горящие мириады маленьких белых свечек.
— Джорджи, пожалуйста, посмотри детскую комнату.
— А что с ней?
— Не знаю.
— Так в чем же дело?
— Ни в чем, просто мне хочется, чтобы ты ее посмотрел, или пригласи психиатра, пусть он посмотрит.
— При чем здесь психиатр?
— Ты отлично знаешь, при чем. — Стоя посреди кухни, она глядела на плиту, которая, деловито жужжа, сама готовила ужин на четверых — Понимаешь, детская изменилась, она совсем не такая, как прежде.
— Ладно, давай посмотрим.
Они пошли по коридору своего звуконепроницаемого дома типа «Все для счастья», который стал им в тридцать тысяч долларов (с полной обстановкой), — дома, который их одевал, кормил, холил, укачивал, пел и играл им Когда до детской оставалось пять шагов, что-то щелкнуло и в ней зажегся свет. И в коридоре, пока они шли, один за другим плавно, автоматически загорались и гасли светильники.
— Ну? — сказал Джордж Хедли.
Они стояли на крытом камышовой циновкой полу детской комнаты. Сто сорок четыре квадратных метра, высота — десять метров; она одна стоила пятнадцать тысяч. «Дети должны получать все самое лучшее», — заявил тогда Джордж.
Тишина. Пусто, как на лесной прогалине в знойный полдень. Гладкие, двухмерные стены. Но на глазах у Джорджа и Лидии Хедли они, мягко жужжа, стали таять, словно уходя в прозрачную даль, я появился африканский вельд[1] — трехмерный, в красках, как настоящий, вплоть до мельчайшего камешка и травинки. Потолок над ними превратился в далекое небо с жарким желтым солнцем.
Джордж Хедли ощутил, как на лбу у него проступает пот.
— Лучше уйдем от солнца, — предложил он, — уж больно естественное. И вообще, я ничего такого не вижу, все как будто в порядке.
— Подожди минуточку, сейчас увидишь, — сказала жена.
В этот миг скрытые одорофоны, вступив в действие, направили волну запахов на двоих людей, стоящих среди опаленного солнцем вельда. Густой, сушащий ноздри запах жухлой травы, запах близкого водоема, едкий, резкий запах животных, запах пыли, которая клубилась в раскаленном воздухе облачком красного перца. А вот и звуки: далекий топот антилопьих копыт по упругому дерну, шуршащая поступь крадущихся хищников.
В небе проплыл силуэт, по обращенному вверх потному лицу Джорджа Хедли скользнула тень.
— Мерзкие твари, — услышал он голос жены.
— Стервятники…
— Смотри-ка, львы, вон там, вдали, вон, вон! Пошли на водопой. Видишь, они там что-то ели.
— Какое-нибудь животное. — Джордж Хедли защитил воспаленные глаза ладонью от слепящего солнца. — Зебру… или жирафенка…
— Ты уверен? — Ее голос звучал как-то странно.
— Теперь-то уверенным быть нельзя, поздно, — шутливо ответил он. — Я вижу только обглоданные кости да стервятников, которые подбирают ошметки.
— Ты не слышал крика? — спросила она.
— Нет.
— Так, с минуту назад?
— Ничего не слышал.
Львы медленно приближались. И Джордж Хедли — в который раз — восхитился гением конструктора, создавшего эту комнату. Чудо совершенства — за абсурдно низкую цену Всем бы домовладельцам такие! Конечно, иногда они отталкивают своей клинической продуманностью, даже пугают, вызывают неприятное чувство, но чаще всего служат источником забавы не только для вашего сына или дочери, но и для вас самих, когда вы захотите развлечься короткой прогулкой в другую страну, сменить обстановку. Как сейчас, например!
