– Конечно, понимаю, милочка. – Кейн еще раз затянулся сигаретой и выпустил дым уголком рта. – Конечно, понимаю.
Развивать свою мысль он не стал, просто похлопал Марти по плечу рядом с ее голой ногой и отвернулся. Не говоря больше ни слова, он собрал свои вещи, повесил камеру на шею, закатал остальное в спальный мешок и закрепил его эластичными ремнями на багажнике мотоцикла.
– Хочешь прокатиться?
– Мне есть на чем кататься.
Неожиданно для Клер Кейн поднял камеру, навел на нее и сделал несколько снимков, потом швырнул окурок в потушенный костер и завел мотоцикл. Марти вскинулся на дыбы, когда мотор взревел, но Клер сумела удержаться у него на спине. Ловко петляя по извилистой горной тропе, Кейн Моран исчез, как чертенок в преисподней, растворился в сизом дымке выхлопа, тянувшемся за мотоциклом.
А у Клер осталось смутное ощущение разочарования, сменившееся внезапно нахлынувшим отчаянием. Откуда взялось это отчаяние, она не знала, но оно, безусловно, имело какое-то отношение к Кейну Морану.
– Сколько раз я тебе говорил, держись подальше от Клер Холланд!
Нил Таггерт с раздражением швырнул скоросшиватель на стол. Бумаги из папки разлетелись, подобно вспугнутой стайке птиц, и приземлились в полном беспорядке на толстый ковер. Нил этого, кажется, даже не заметил. А может, ему было все равно.
Харли хотелось убежать и спрятаться. Его отец был мастер закатывать скандалы, которые всегда пугали его. Но на этот раз Харли заставил себя стоять на месте перед полированным столом красного дерева. Он застыл, держа спину прямо, как фельдфебель на плацу. Пускай старик орет, что ему вздумается, он не собирался отступать.
– Я люблю ее, папа.
– Любишь? – Нил испустил длинную цепочку грязнейших ругательств, отчего у Харли загорелись уши. – Нет на свете такой штуки, как любовь, ясно? Это все выдумки для идиотов вроде тебя! – Он вскочил из-за стола и ткнул мясистым пальцем прямо в нос Харли.
– Я не собираюсь порывать с ней. Мы будем встречаться.
– Черта с два! – Неожиданно для Харли старик стремительно обогнул стол. При своей внушительной комплекции Нил обладал поразительным проворством. – Послушай меня, малыш. Или ты сейчас же теряешь интерес к этой девчонке, или, – он щелкнул пальцами, – будешь вычеркнут из моего завещания. Тебе все ясно?
На секунду сердце у Харли замерло, и в эту секунду, словно при вспышке молнии, он увидел свою будущую жизнь с Клер. Они останутся без гроша в кармане, без денег, без всех тех роскошных мелочей, к которым он привык, будут жить в дешевой квартире над гаражом или над итальянским ресторанчиком, ему придется отказаться от «Ягуара». Харли стиснул кулаки; его челюсти были так крепко сжаты, что зубы заныли.
Словно прочитав его мысли, Нил широко усмехнулся, блеснув золотой пломбой:
– Что, скверная картинка, сынок?
– Это не имеет значения. Я не откажусь от нее. Нил вздохнул и провел рукой по жидким волосам.
– Да брось! Со мной можешь не ломать комедию. Конечно, тебе хотелось бы думать, что ты такой благородный, такой романтичный и прочее. Но на самом деле ты ничем не лучше меня или Уэстона. Хорошую жизнь ты любишь больше, чем любую женщину, – он опять ухмыльнулся.
– Но Клер...
– Она носит фамилию Холланд – как и ее папаша! Нил оперся бедром о край стола и испустил тяжелый вздох, шедший, казалось, из самой глубины души. Правда, еще неизвестно, была ли у него душа. В том, что касалось души или совести Нила Таггерта, небесное жюри присяжных все еще совещалось и пока не пришло ни к какому заключению.
– Я пытался вести дела со старым Датчем по-хорошему, ты же знаешь. Приехав сюда, я сразу предложил ему партнерство, но Бенедикт Холланд повел себя как феодальный барон. Он не мог даже сосчитать, сколько денег получил бы, если бы мы работали вместе, а не конкурировали друг с другом! С самого начала он стал строить планы, как бы от меня избавиться. Все, что имело отношение к «Таггерт Индастриз», стояло ему поперек горла. Хочешь знать мое мнение? Ты не хочешь, я знаю, но все равно скажу: бьюсь об заклад, Датч приплачивает своей дочке, чтобы она строила тебе глазки, лишь бы мне досадить.