Франсуа. Да, мсье. Но это другие — должно быть, непосвященные.
Бертильон (отупело). Другие? То есть опять двое и оба - родственники моей жены?
Франсуа. Совершенно верно, мсье.
Бертильон. То есть еще один брат и еще одна мать?
Франсуа. По крайней мере тот, новый, мсье мне именно так все и преподнес.
Бертильон. Послушайте, Франсуа, я еще могу поверить в двух братьев, по рассеянности названных одним именем. Из чувства мужской солидарности я, пожалуй, готов снисходительно отнестись к паре-тройке отцов, заявляющих права на одного и того же ребенка. Но две матери, Франсуа. Две матери! Как, по-вашему, они должны были ее рожать, мою бедную Катрин? По очереди?
Франсуа. Я, мсье, сам в некотором затруднении. Они, то есть эта мадам и этот мсье, были так активны, особенно мсье (потирает скулу), что я засомневался. Ну зачем, подумал я, посторонним людям так меня бить?
Бертильон. (деловито кивая). Логично.
Франсуа. Те, которые спят, так меня не били. Из чего я делаю вывод, что они — те, которые спят, — самозванцы. А эти - которые били — настоящая родня мадам Катрин.
Бертильон. Вы - очень тонкий психолог, Франсуа. (Опасливо косясь на дверь.) Очень.
Франсуа. С другой стороны, мсье, те, которые спят, я помню, обещали убить вас.
Бертильон. (секунду поразмыслив). Да, это правильно.
Франсуа. Вот я теперь и думаю, мсье. Если они — те, которые спят, — посторонние, зачем им вас убивать?
Дверь в кабинет распахивается, и в едином порыве входят
Андре и Патрисия. Со словами "Дочь моя, моя малютка, ах!"-
Патрисия теряет сознание и валится наземь. Андре
освобождается от ее цепких объятий, укладывает тело в
соответствии с траурной эстетикой, переступает через него и
бодро подходит к Бертильону.
Андре. (протягивая руку для рукопожатия). Мишель Дюран, брат Катрин.
Бертильон. (пожимая руку). Жиль Бертильон, вдовец.
Андре. Понимаю. Так она умерла?
Бертильон. (переглянувшись с Франсуа). Вроде того.
Андре. (кивая). Ну да, ну да… (Указывая на Патрисию.) Это ее мать. Не правда ли, похожи?
Бертильон. Э-э…
Андре. Голодный обморок. С утра маковой росинки во рту не держала. Вы бы, мсье, приказали своему неотесанному слуге принести обед. Впереди столько дел, а плакать над гробом на голодный желудок — усопшая, мсье, нас бы не одобрила.
Бертильон (поморщившись). Да, да, Франсуа, пожалуйста… Эти, я вижу, ничем не лучше тех, так что…
Франсуа. У тех, мсье, падал молодой господин. А дама, если помните, требовала вина.
Андре. Франсуа, вы умнеете на глазах. Конечно же, и вина тоже. От сухости у меня сипнет голос.
Бертильон. (пожав плечами). Ступайте, Франсуа, ступайте.
Франсуа. Слушаюсь, мсье. (Выходит, на мгновение замешкавшись перед телом Патрисии и таки переступив его каким-то страусиным движением.)
Андре (окинув взором книжные полки). У вас солидная библиотека, папаша.
(Подносит к глазам какой-то клочок бумаги, взятый со стола, хмыкает.) Да только, сдается мне, не в коня корм. Ну что это такое (потряхивает бумажкой) — " из сырого картофеля вырезать свечу и вставить в задний проход на тридцать минут"?!.. Что это за конспект?
Бертильон. Дайте сюда!
Андре. Знаете, папаша, почему у коров не бывает геморроя? Они все перипатетики. Мыслят в ходьбе. Ну, правда, не только мыслят… Но я их понимаю - трудное детство, авитаминоз, недостаток воспитания, вокруг недоброжелатели с оцинкованными ведрами. Вы видели когда-нибудь лицо доярки при исполнении?
Бертильон. Нет.
Андре. (указывая на маски на стене). Вот что-то такое, но еще свирепей. Нет, серьезно, это — не доярки, нет? Искусство бальзамирования сейчас, говорят, на таком подъеме…
Бертильон. (недовольно, оттого, что приходится разъяснять все какому-то проходимцу). Это " ложные лица" североамериканских индейцев - ирокезов, пуэбло, алгонкинов. Сделаны из дерева и конского волоса. Индейцы верили в то…
Андре. Что произошли не от обезьяны, как все остальные, а прямиком от Пабло Пикассо. Вы кубист, папаша. Почему вы не развесите их в саду на кипарисах? Вороны бы от страха падали отвесно вниз, не успев перед смертью помолиться своим вороньим богам. С перелетными гусями, конечно, пришлось бы повозиться — ну так оно б того стоило. Вы бы снабжали гусиным паштетом все побережье.
