Слесарь. (набивая трубку, глубокомысленно). И думать нечего, мсье. Ваша дочь и мсье Бертильон были знакомы. Это очевидно. Возможно даже, что между ними завязались шашни.
Мишель. Мсье, какие шашни! У меня в принципе…
Слесарь. Вот это плохо, мсье. Если каждый, от кого сбежала дочь, начнет кичиться своими принципами, здание общественного благополучия рухнет.
Мишель. Моя дочь, мсье, никак не могла от меня сбежать, по той простой причине, что у меня ее никогда не было.
Слесарь. Ну значит, сбежала чужая.
Франсуа. Господа, груз уже просто-напросто вопиет.
Слесарь. Это ветер, Франсуа.
Мишель. И извещение было адресовано не мне!
Франсуа. Ветер, мсье, шумит, а груз — вопиет.
Катрин. (вырывая из рук Мишеля телеграмму). Дай сюда, чудовище! (Углубляется в чтение.)
Слесарь. (закуривая трубку). Да, но шум слышнее.
Катрин. (читает срывающимся голосом). "Ваша дочь, а моя супруга, Катрин… скоропостижно скончалась…"
Франсуа. Зато вопль дольше.
Катрин. "Церемония похорон состоится… Бертильон." (Вскидывает голову.)
Слесарь. Он будто подсолнух, Франсуа, — ветер. Он шелестит, и из него вылущиваются грачи — черные, как семечки. Просто — хоть масло бей.
Катрин. (Патрисии). Мадам, вы были правы.
Патрисия. В чем, душечка?
Слесарь. Это невольно вызывает к жизни образы старых мастеров. Такие пастозные масляные мазки…
Катрин. Вы первая дали мне понять, что вся суета, все брожение в замке…
Слесарь. Хотя, когда они гадят, грачи, я, Франсуа, вспоминаю нашего кюре.
Катрин. Это из-за меня.
Патрисия. О, нет, нет! Тут дело…
Франсуа. Вопль, мсье, есть вопль. Есть груз — есть вопль. Нет груза…
Патрисия. Дело в кончине жены…
Слесарь. Когда ему, я имею в виду Кюре, одна такая пепельная клякса свалилась на нос, он воздел перст к зениту и изрек: ис фэцит куи продест. Что означает — сделал тот, кому выгодно. Энциклопедически образованный человек. И главное, как залихватски он мог всегда произнести речь: "Спи, о дщерь! Спи, невеста Христова!.." А в гробу — этакий девяностолетний Мафусаил. Великолепно, великолепно…
Франсуа. Вопль, мсье, это нечто, предшествующее тому, что воспоследует.
Катрин. Его жена, мадам, это — я.
Патрисия. Вы?! Душечка…
Слесарь. У Макиавелли, кстати, в одном месте упоминается…
Катрин. И эта телеграмма была адресована мсье Бертильоном моей матери.
Слесарь. Кому?!
Патрисия. Вашей матери?! (Одновременно.)
Катрин. Да.
Слесарь. Гм… Франсуа, почему бы вам наконец действительно не поработать с грузом?
Франсуа. Это, мсье, и для меня загадка.
Слесарь. Иногда ушам подобное только на пользу.
Франсуа. Несомненно, мсье. (Мишелю.) Мсье.
Одетта. (беря Мишеля под руку). И мадам.
Франсуа. (покладисто). И мадам.
Все трое направляются к двери. Мишель и Одетта
напоминают заключенных, Франсуа — конвойного.
Выходят.
Пауза.
Слесарь. Ну вот, стоило избавится от этой балетно-сосисочной пары, как я начал прозревать. (Стаскивает с себя повязку и платок, оглядывает Катрин.) Ощущения приятные. Несколько портит впечатление то, мадам, что вы не совсем живы.
(Цепляет на нос очки.) Зато у меня чувство, что я вас уже где-то видел. Причем совсем недавно и… с бензопилой.
Катрин. Меня распиливали пополам?
Слесарь. Нет.
Катрин. (вновь напяливая маску Дсоноквы). Ну, значит, я распиливала.
Слесарь. (глядя куда-то в бок). Боже сохрани! Вы мне напомнили женщину, которую я любил и потерял. Это была удивительная женщина — нежная, кроткая, доверчивая.
Катрин. С бензопилой.
Слесарь. Нет. Та, что с бензопилой, оказывается, — из другого сна. Я вспомнил. В нем я строил тоннель под Ла-Маншем.
Патрисия. На кой черт он вам сдался, тоннель? Его уже построили.
Слесарь. Его построили недавно, а я строил в шестнадцатом веке. Все так чинно, по уму: надсмотрщики со стеками, дамы — по две на бревно… Кавалькада карет, запряженных четверками, форейторы, берейторы, лакеи на запятках. Выгрузка инструментария, под барабанную дробь… (Поднимая голову и натыкаясь на маску Дсоноквы; Катрин.) О, Господи, мадам! Такое сходство с депутатом Конгресса — просто поразительно. Только у него брови погуще. И он все время с сигарой. Некоторые думают, что это — бородавка, но это…
