«Помощник» намекнул, что на «встрече» возможно дипломатическое присутствие, а сказав, чтобы Хауард не придавал этому значения, он вполне конкретно дал понять, что ему безразлично – будут ли они арестованы по ходу дела или даже убиты. «Фью, – присвистнул про себя Хауард, – серьезные ставки!»
Лишь одно его слегка озадачило – дата. Надо будет посмотреть, что она означает. День армии? Нет, это будет 6 января. Годовщина революции? Нет, это 8 февраля. День партии Баас?[9] Тоже нет – он будет аж 17 июля. Что-то связанное с Рамаданом?[10] Нужно посмотреть, на какие числа приходится Рамадан в 1992 году. Он надеялся, что это не так: во время Рамадана всякая жизнь на земле замирает, а это усложнило бы дело.
Хауард все еще слегка недоумевал по поводу даты, когда машина достигла объездного шоссе М40. На какое-то время он отбросил пустые гадания и, направившись в Лондон по Уэстерн-авеню, стал с грустью размышлять о закулисной интриге, затеянной правительством: не что иное, как упражнение по стряхиванию пушка с рыльца, чтобы никто не схватил за руку. «Непричастность» было бы слишком мягко сказано. Хауард называл это прятками под полами чьего-то плаща. Ну да ладно, у него было сильнейшее предчувствие, что теперь он обладает всей необходимой информацией. Операция началась. Перед ним зеленый свет – можно ехать. Говорите правительство? Придется, конечно же, очень внимательно присматривать за своими телами.
В среду вечером Хауард нанес короткий визит Дартингтону в его доме в Кенте. Мужчины вышли прогуляться по саду.
Очутившись вне дома, Хауард сообщил Дартингтону, что хочет договориться с ним о датах. Первая была назначена на следующий вторник, 19 ноября: Дартингтон согласился уехать на ночь в город и пообещал проследить, чтобы необходимые Хауарду документы остались лежать в столе в кабинете. Затем Хауард спросил, есть ли у него планы на отпуск в новом году.
– Да, действительно есть. В марте мы на три недели уезжаем на Багамы. А что?
– Я хотел бы, чтобы вы изменили сроки, Питер. Не могли бы вы переиграть все на последние три недели апреля? С девятого по тридцатое число? Это важно.
– Черт побери, Эд, мы едем с кое-какими друзьями. Я не хочу их подвести. Насколько это важно на этот раз?
– Очень. В это время, возможно, будет идти кое-какая проверка и возникнут некоторые вопросы по поводу одной из ваших зарубежных операций. Было бы лучше всего, если бы вас не оказалось на месте, чтобы на них не отвечать. Когда будете уезжать, скажите своим служащим, что хотите отдохнуть и не желаете, чтобы вас беспокоили, разве что в экстремальных случаях. Таким образом, они сочтут, что вы дали какие-то новые распоряжения, и не станут ни до чего допытываться. Когда же вы вернетесь, то сможете отрицать, что когда-либо вообще отдавали подобные распоряжения. Вы останетесь ни при чем, а мне это даст чуть больше времени. Можете это сделать?
– Ох, ладно, посмотрим, что тут можно придумать.
После того как Хауард уехал, Дартингтон какое-то время размышлял об услышанном. Он был отнюдь не дурак и тут же сообразил, что Хауард, должно быть, получил необходимую информацию и что согласно плану убийство должно совершиться где-то между этими числами. Да, решил он, это хорошая мысль – уйти на время событий в сторонку. Если задуматься – он даже вздрогнул, – то с некоторых пор идея провести две недели на яхте в Карибском море его не особо прельщала. Он отменит этот чертов рейс, даже если это обойдется в банковский депозит, и закажет себе отель. У него было абсолютно резонное оправдание перед женой и друзьями, и он сомневался, что те поднимут слишком большой шум. Только не после того, что случилось с Эшером.[11]
В четверг, 14 ноября, Хауард ожидал прибытия рейса 282 компании «Бритиш-Эйруэйз» из Лос-Анджелеса у четвертого терминала в аэропорту Хитроу. Справочная объявила по радио о пунктуальном приземлении самолета в 12.25, а через сорок минут в проходе появилась высокая поджарая фигура с огромным рюкзаком и портфелем.
– Зигги! Рад тебя видеть!
– Ка-ак дела-а, Эд? – Майк Зиглер горячо пожал руку Хауарда, и двое мужчин стали пробираться к выходу.
