– Ма шукани, ма шука аль-уйюн аль-мадахханиин, ашек эйлан ва даим аль-айям, ма шукани, ма шука патифа…
Когда он вновь овладел ею, Джулиет дала волю слезам радости, теперь уже не сдерживаясь, она громко вскрикнула, когда стала с ним единым целым; наступило полное, безграничное затмение высочайшего свершения. В эти мгновения она осознала. Вскрикивая и содрогаясь в горячечном, всепоглощающем беспамятстве, она чувствовала, что сердце ее заходится от огромного счастья, какого она раньше никогда не испытывала. Наконец-то она полюбила. Совсем потеряв контроль над собой, впервые в жизни Джулиет Шелли была по уши влюблена.
– Так почему они с этим мирятся? Почему они терпят его, позволяют навлекать на себя одну за одной катастрофы?
– О, черт, Эд, это обширный вопрос – мы могли бы обсуждать его часами. Просто сказать, что он правит с помощью страха и лжи, убийств и дезинформации, было бы лишь половиной ответа. Это слишком упрощенно, хотя и ясно, что так. Именно излишнее упрощение отчасти объясняет, почему Запад совершал столь грубые ошибки на протяжении всех этих лет. – Джонни сделал паузу, чтобы затянуться сигаретой, и продолжал.
Хауард позволял ему говорить, впитывая информацию. Он подумал, что Джонни хороший рассказчик и, совершенно очевидно, знает предмет. Работал магнитофон, и ему не нужно было ничего записывать самому – при необходимости он смог бы всегда прослушать то, что говорилось. Хауард обнаружил, что рассказ Джонни по-настоящему интересен не только с профессиональной точки зрения.
– … поэтому, давай на минуту разберемся с вопросом о правде. Это ключевой момент, ибо недопонимание этого понятия весьма распространено. Представители Запада, в особенности мы, британцы, а с недавнего времени и американцы тоже, лгали, обжуливали и эксплуатировали этих людей годами – фактически с тех пор, как впервые с ними столкнулись. Они считают нас ворами, грабителями и лжецами, готовыми опрокинуть и уничтожить их культуру. И по большей части они правы. У нас принято считать арабов двуличными и отсталыми. Сложился некий стереотип одетого в нечто вроде грязной ночной рубашки, завшивевшего, злобного и вероломного жулика, который повсюду таскает кривой нож и выглядывает, в чью бы спину его всадить. Черт побери, да мы видим это во всех фильмах, не так ли? Значит, это должно быть правдой, ведь так? Конечно, то и дело появляется герой в чистом бурнусе, эдакий пустынный шейх. И конечно, нам нравится именно он. Почему? Потому, как мы считаем, что он исповедует западные моральные ценности, думает, как мы, и научился этому у нас. Засранцы! Мы не могли бы ошибаться сильнее. Сначала мы учились у него и у его народа, а не наоборот. Их культура гораздо старше и благороднее нашей. Черт возьми, да само понятие рыцарства – благородно вести игру и не добиваться победы любой ценой – родилось у арабов, а не здесь, в Англии, как мы наивно представляем. И они по-прежнему пытаются жить по этим канонам. Пытаются все, начиная от самого униженного и самого бедного. А продолжаем ли мы жить согласно этому кодексу? Черта с два!
Поэтому, когда среди них поднимается кто-то подобный Саддаму – сильный мужчина – и обо всем об этом им говорит, они ему верят. Потом он им объясняет, как он собирается с этим поступить – какими славными будут победы над эксплуататорами, какой триумф ожидает арабскую культуру, ну и прочее в том же духе. И они ему верят. Они ему верят, потому что хотят верить. И это отчасти является ключом к разгадке: для араба правда чаще всего та, какой он эту правду хочет видеть – они не делают ударения на беспристрастной аккуратности в оценке фактов, на том, что мы притворно подчеркиваем в отношениях с людьми. И если уж на то пошло, правдивы ли наши политики? Да лжецы они хреновы – большинство из них.
Для араба все подчиняется исламу и понятию чести – даже правда, потому что честь для них и является правдой. А в их культуре присутствует столько тонкостей в этом вопросе…
…просто чертовски стыдно, что так часто кажется, будто те, кто поднимается к вершинам власти, являются негодяями и монстрами, лишенными моральных устоев…
