Расспрашивать с какой такой радости или по какому такому поводу он нацепил на себя столь экзотичный костюмчик, я не стал, хотя, признаться, и подмывало. Еле-еле удержался. Устроился поудобнее, взял со стола атлас и, убедившись, что это "Общий каталог" Льюиса Босса, заметил:
– Смотрю, тропа к тебе, Серёга, не зарастает. – Затем пролистнул атлас, аккуратно положил его на место и, по-свойски пододвигая к себе кружку со следами вишнёвой помады, добавил: – Думал, только я тебя от созерцания звёзд отрываю. Ан нет.
– Это ты об Ирме? – спросил Архипыч и посмотрел на меня таким долгим изучающим взглядом, будто услышал в моих словах некий подвох.
– А о ком же ещё, – ответил я, ничуть не смутившись. – О ней красавице. И давно вы с ней по ночам дружите?
– Не дружим, а контачим. По работе. На паритетных началах информацию друг другу время от времени сливаем.
– Тоже неплохо.
На это проходное замечание Архипыч ничего не сказал, лишь посверлил мудрым взором пространство над моим плечом. Но даже в этом его молчании чувствовалось некоторое напряжение. Полчаса назад, когда мы разговаривали с ним по телефону, ничего подобного и в помине не было. Не было этой погруженности в себя. Тогда он пребывал в добродушно-расслабленном состоянии человека, хотя и обремененного некоторыми жизненными заботами, не без этого, но всё-таки со вкусом и аппетитом отгуливающего законный отпуск. Теперь всё изменилось. Видимо, решил я, разговор у них с Ирмой шёл о чём-то действительно важном и непростом. О чём-то таком, что обрушилось, словно снег на голову, и никак не могло потерпеть до утра.
Впрочем, Архипыч тут же продемонстрировал, что обладает способностями истинного стратега и способен воевать одновременно на нескольких фронтах. Выйдя из оцепенения, пододвинул как ни в чём не бывало плошку с печеньем поближе ко мне – дескать, давай не стесняйся. Сам же приложился правым глазом к телескопу, подкрутил какое-то мудрёное колесико и, не отрываясь от окуляра, спросил:
– Так что там с твоим парнем, Егор? Выкладывай.
Собираясь с мыслями, я сперва отхлебнул остывшего чайку, оценил на вкус, сделал ещё один глоток, поставил кружку на стол и только тогда начал рассказывать. Поскольку старался излагать лишь самую суть, уложился – вот воистину быстро сказка сказывается – в каких-то три минуты. Когда закончил, Архипыч, никак не выражая своего отношения к только что услышанному, ещё какое-то время глядел с каменным выражением лица на усыпанное сверкающими точками небо, потом оторвался от трубы, повернулся ко мне и совершенно спокойным голосом уточнил:
– Подставить меня решил, дракон?
– С чего ты взял? – удивился я. – Ни в коем разе,
– Тогда зачем такое предлагаешь? Ты в курсе, что этого твоего Пастуха не только кинутый им заказчик ищет? Что ориентировки с приметами уже по всем Постам разосланы? В курсе?
– Представь себе. Был сегодня у вас в конторе по делам, услышал случайно. Вот потому и хочу спрятать у тебя. Суда никто не сунется.
Архипыч хмыкнул и недовольно мотнул головой:
– Ты, кажется, Егор, не совсем понимаешь, насколько всё серьёзно. Тёмные как никогда раньше напряглись. Причём, на всех уровнях. Такую волну насчёт пропажи из Рижского Хранилища погнали, что просто караул. И знаешь почему?
– А ну-ка просвети.
– Всё дело в том, что парень твой похитил правую лапу того самого беркута.
– Подожди, не части. Какого ещё беркута?
– А того беркута, – пояснил Архипыч, – с которым Хриплый охотился на людские души.
Не поверив своим ушам, я уточнил:
– Ты имеешь в виду Ваала безжалостного и коварного?
– Его самого, Егор. Его самого. Верного слугу Люцифуга, Первого из Трёх, Кавалера Ордена Мухи, седьмого архидемона, главнокомандующего шестьюдесятью шестью адскими легионами, куратора трёхсторонней комиссии, архитектора нового мирового порядка, духа вероломства, сына тьмы, брата кровной мести, отца…
– Во имя Адонаи, через Гавриила, изыди Ваал! – прерывая бесконечный ряд, дурашливо проорал я.
– Чего ёрничаешь? – нахмурился Архипыч.
– Ёрничаю? Где ерничаю? Ну да ёрничаю. А потому ёрничаю, что не понимаю, с чего панические настроения такие. И к чему клонишь, тоже не понимаю. Подумаешь, Ваал. Подумаешь, лапа какая-то. Все волны гаснут, погаснет и эта. Не я сказал, Экклезиаст. Удивляешь ты меня, Серёга, нынче. Просто очень сильно удивляешь. Вот уж никогда не думал, что в махровые алармисты запишешься.