— Отрицаешися ли ты отца и матери?
— Ей, отче, Богу споспешествующу, — рыдает, захлебывается.
— Отрицаешься ли детей своих?
— Ей, отче, Богу споспешествующу.
— Отрицаешься ли братьев и сестер, отрицаешься ли всех сродников твоих?
— Ей, отче, отрицаюсь.
— Отрицаешься ли друзей твоих и всех знаемых твоих?
— Ох, отрицаюсь, отрицаюсь, отрицаюсь!
Дрожь пробегает по церкви. Стены стонут... Не выдерживает и тот, кто допрашивает, — и он плачет, и из его старого сердца выдавились слезы...
Будет уж! Довольно пытать его! Нет — пытают...
Настоятелю подают ножницы. Все смотрят, что дальше будет... Взяв ножницы, старик бросает их на пол. Резко звякнули ножницы о каменный церковный пол, вздрогнули все, перекрестились... Ждут... «Господи!Мука какая! За что?»
— Подаждь ми ножницы сии! — повелительно говорит старик.
Посвящаемый нагибается и подает ножницы. Опять ножницы с силой ударяются об пол. И опять тот же повелительный голос:
— Подаждь ми ножницы сии!
Подает... В третий раз ножницы летят на пол. В третий раз раздается голос:
— Подаждь ми ножницы сии!
Кто-то истерически рыдает... «Унесите ее, бедную, унесите»...
Кого-то уносят.
И снова начинается какая-то пытка... Присутствующие истомлены, подавлены...
— Да кого ж это мучают, скажите, кого посвящают? — плачет женский голос.
— Левина, капитана... помещик здешний.
— Бедный, бедный.
— Ух, инда пот прошиб меня, глядючи на экую муку... Ну уж, ни за какие, кажись, коврижки не пошел бы, — бормотал толстый купчина, обливаясь потом.
***
Левин — монах. Черный клобук прикрыл его седую голову... Все, кажется, кончено... Так прошло несколько недель...
В Пензе праздник и базарный день. Базарная площадь запружена народом.
На тележке самокатке сидит нищий, покрытый лохмотьями. Около него собралась кучка парней городских, и кто дает нищему кусок белого калача, кто бублик, кто пряник.
«Демка-чернец! Демка-чернец!» — слышится в толпе. Это и есть Демка-чернец, что сидит в тележке. Руки и ноги у него дергаются, он весь как на пружинах.
— Отчего это тебя дергает, Демушка? — спрашивают парни.
— По дьявольскому наваждению, от винопития необычного — водку жрал шибко в монастыре, за что и ангельского чина обнажен, расстригли.
Парни смеются.
— А с руками что у тебя поделалось, Демушка?
— Трясение велие, от велия дерзновения ручного, — девок щупал.
Общий взрыв хохота.
— А ноги что, Демушка?
— Все от беса... От ногам-скакания, от хребтом-вихляния, от очам-намизания: с бабами плясал, девкам подмигивал.
Веселая молодежь смеется. Цинизм нищего не смущает молодую совесть.
— А как же ты сказывал, что тебя под Полтавой ранили.
— Под Полтавой, братцы, точно.
— А самого Карла короля видал?
— Видал. Это и тележка его. У него отнял.
Опять хохот. Молодежи и этого довольно: ее на все хватит, — и на доброе, и на злое.
— А царя видал?
— Видал, и с ним за море езжал: немецкую водку пивал, по-россейски пьян бывал.
И это смешно тому, кому смеяться хочется.
— Калики перехожие! Калики перехожие! — кричат задние.
По площади идут слепцы с поводырем. Это они, те, которые пели в Киеве у ворот лавры, когда оттуда выходил царевич Алексей Петрович.
Калики не стареются, не во что стареться. Только маленький поводырь вырос с большого парня.
— Это саратовские калики, из Саратова, — кричат ребятишки.
Голос младшего калики, Бурсака, басит на это:
Мы из Саратова,
Из богатова,
Из Саранскова
Побиранскова,
А пачпорт у нас из града Ерусалима —
Бежали мы на волю от злова господина.
Отпустил нас другой господин —
Бог вышний един.
Мы корочку грызем —
Волюшку блюдем;
Пусты шты хлебаем —
Податей не знаем.
И вслед за тем калики затянули хором что-то строгое, мрачное, безнадежное. Шумливая молодежь затихла. И старые, и малые прислушивались к этому народному гимну, бесконечно-тоскливому, зловещему, беспросветному, как самая жизнь, которая их окутывала...
Внушительно звучал голос Захара Захребетника, покрывая голоса товарищей:
Уже жизнь сия окончивается
И день судный приближается.
Ужаснись, душе, суда страшного
И пришествия преужасного,
Окрились, душе, крилы твердости,
Растерзай, душе, мрежи прелести...
— Смотрите! Смотрите! Монах на крыше! — кричат в толпе.
