Другая черничка плачет, так реально плачет, что не только плечи, но даже толстые икры вздрагивают...
Из толпы выскакивает идеалист Фомушка на палочке верхом и радостно кричит:
— Пустите! Пустите! К Марье Акимовне радость везу! — Бедные идеалисты!
Пенза. Базарная площадь, та площадь, где Левин возглашал свою проповедь на крыше... «Проповедь на горе» — и проповедь на крыше... Жалкий контраст!
На площади — высокий, новый каменный столб со шпицом.
На шпице — голова Левина. И здесь она обращена на восток, туда, где... эх, идеалисты!
Вокруг этого столба — четыре других, деревянные, поменьше. На них взоткнуты головы попа Глеба, попа Ивана, игумена Михаила и старца Ионы, тех, которым говорил Левин, что свет кончается, что жить так нельзя.
Тут же стоит старик Варсонофий. Возвращаясь из Иерусалима, он зашел в Пензу проведать старые места и нашел голову своего друга. Старик не плачет — он вспоминает царевича Алексея Петровича и Афросиньюшку.
Через площадь проходят старые калики перехожие и поют: «Ой у Бога великая сила». Идеалисты!
А вон в окошко того домика видно — кто-то считает деньги: «Двести девяносто восемь, двести девяносто девять, триста... все». Это — посадский человек Федор Каменщиков, реалист, будущий российский буржуа, получивший триста рублей за глупую голову идеалиста.
Бедные, глупые идеалисты! Когда же вы поумнеете?
