– При чем тут фэнтези?! Какая, к черту, фэнтези? Ты же знаешь мою любовь к этому делу…
– Ну а фиг ли тогда?!
– Обычный парфюмерный магазин. Духи там, помада…
– «Парфюмерный магазин», – покачал головой Иван Яковлевич. – Где в нашем городе ты видел парфюмерные магазины? Отдел в ЦУМе – вот тебе и вся парфюмерия.
– Так это же будущее!
– Хорошо, будущее… Но только у тебя рядом с этой… «магией» другая вывеска упомянута. И на ней начертано, если ты помнишь, «Мясной магазин»!
– Что, что здесь-то тебе не нравится?! – горестно вскричал Кармазин. – Думаешь, сейчас нет мяса, так и никогда не будет?
– Ты, – сказал Иван Яковлевич с ядовитейшей иронией. – Ф-фантаст, едят тебя мухи… Если это у тебя двадцать первый век, то какие там могут быть к свиньям магазины? Да еще мясные?
– Ну извини. Денежное обращение никто еще не отменял…
– Ты всерьез полагаешь, что в двадцать первом веке мятые бумажки и стершиеся монетки будут использоваться для обмена на продукты питания и первой необходимости?
– И не только первой! А и второй тоже. Будут, и очень активно. Уж поверь мне…
– Как-то нелепо у тебя будущее вторгается в настоящее. Как-то уж всё переплетено и запутано. Магия и мясо! Где ты видел в нашем городе мясной магазин? Не говоря уж о мясе…
– Это же будущее. Грядущий век.
– Ага, грядущий. Как это у тебя… «Молодая девушка, по всем признакам – студентка политехнического университета, с красивым, немного сонным лицом, стояла на углу Софрониевской церкви и лениво потягивала пиво из банки». Студентка… пиво… из банки… Я был студентом, и ты был студентом. Мы оба помним, что пили мы и что пили наши подруги. И уж последним в этом списке было пиво! Из банки, блин… Кстати, Софрониевская церковь – это где?
– Там, где сейчас органный зал.
– О, мать твою… Ты хочешь сказать, что наступит время, когда там снова будет церковь?
– И не только там. Вместо краеведческого музея, например.
– Рядом, наверное?
– Нет – вместо.
– Твою мать… А музей куда? В зоосад?
– Музея не будет. И зоосада тоже.
– А что будет?
– Говорю же – церковь. Храм. Собор. В общем, культовое учреждение.
– Во всем нашем городе столько верующих не найдется, чтобы заполнить такое пространство.
– В том и дело, что найдется. Возникнут, как бы по волшебству.
– Ну да, ну да… ты же пишешь: «на экране телевизора президент жарко лобызался с патриархом…» Любопытно, с каких это пор член партии вдруг лобызается с церковным иерархом? А как же «партбилет на стол»?
– Не будет этого. И партии той уже не будет. То есть она как бы будет, но в стороне. У нас сейчас церковь отделена от государства, а там коммунистическая партия будет отделена.
– А церковь?
– Наоборот, приближена.
– Зачем?
– Ну-у… грехов много, проще замаливать.
– Но партия-то останется? Я что же, взносы напрасно плачу?!
– Как бы тебе объяснить… Партий будет несколько. Но они такие… игрушечные. Понарошку.
– А ты заметил, что сейчас рассказываешь мне об этом мире чуть больше, чем написал?
Кармазин осекся.
– Э… м-мм… – замычал он что-то невразумительное.
– Я же сразу заподозрил! – обрадовался Иван Яковлевич. – Все-таки ты что-то знаешь о мире, которого еще нет. Как, откуда? Кто тебе сообщил? Я не допускаю мысли, что ты некоторым образом уэллсовский путешественник во времени – хотя бы потому, что помню тебя чуть ли не с детства, и ты на моих буквально глазах вырос из юного безобидного графомана в подающего немалые надежды молодого литератора сорока неполных лет.
– Всё очень просто, – сказал Кармазин без охоты. – И в то же время сложно. Конечно, я сам сочинил «Сон» от первой до последней буквы. Я же говорю: летело как по маслу. Никто мне его не нашептывал, и ветром в окно не надуло.
– Это и коту понятно. Чтобы сочинить такой… как бы помягче выразиться… пашквиль, большой фантазии не нужно. Поступаешь старым чукотским способом: что видишь, о том и поешь. Вот как сейчас идем мы с тобой по улице. Я вижу: детский сад. Детишки идут на прогулку с красивой девушкой-воспитательницей. А ты говоришь…
– Детский сад закроют, помещение продадут. И будет здесь банк. Маленький такой банчишко.
– Я вижу: органный зал. – Кармазин засмеялся, и Иван Яковлевич поспешно исправился: – С залом уже всё ясно. Что еще я вижу? А, вот: гастроном.