— А ты куда? Сейчас пойдем к нам, поужинаем. Это ведь только из-за тебя мы так рано ушли из кафе. Я знал, что ты вот-вот должен приехать из Бомбея. Прем говорил — тебе очень уж не терпелось перебраться в Дели, найти здесь работу поприличней. Так что, друг мой милый, я жду тебя, можно сказать, с самого начала ноября.
— Ты угадал, — подтвердил я. — Именно в начале ноября я и приехал.
— Как?! — удивился Харбанс, он до боли стиснул мою ладонь. — Ты в Дели с начала ноября и только сегодня решил прийти к нам?
Я и в самом деле почувствовал себя преступником, пробыв так долго в Дели и ни разу за это время не повидавшись с Харбансом. Мы перешли улицу и двигались теперь по направлению к кафе «Ригал». Шукла и Сародж, разговаривая о чем-то с дядей, немного отстали. Только Нилима, небрежно помахивая сумочкой, шагала рядом с нами. Взглянув на нее, Харбанс сказал:
— Ты подумай, он живет здесь целый месяц и только сегодня вспомнил о нас. Да хорошо еще, что я сам увидел его в дверях, а то ведь и сегодня он удрал бы. Уж не сердится ли он на меня за то, что я критиковал его стихи?
— Так, значит, это он и есть — твой бомбейский друг? — воскликнула Нилима. До сей поры Харбанс так и не представил меня ей.
— Ты все еще не поняла, кто перед тобой? Не узнала человека, о котором я прожужжал тебе все уши? — упрекнул ее Харбанс таким тоном, будто во всем была виновата только она.
— Вот как? — Нилима перестала размахивать сумочкой и впервые за весь вечер с интересом посмотрела на меня. — Это правда, Харбанс уже давно говорил мне, что вы должны приехать из Бомбея. Но он так часто вспоминает вас, что уже надоел всем. — И она непринужденно засмеялась. — Да и вы тоже хороши — столько дней в городе, а нам даже не дали знать о себе.
— Но я же не знал вашего адреса! — отпарировал я, стараясь хоть как-то скрыть свое смущение. Однако, по правде говоря, мне приятно было услышать, что после мимолетной встречи в Бомбее Харбанс так часто вспоминал меня в кругу своих делийских знакомых.
— Погоди, разве я не дал тебе тогда свою визитную карточку? — удивился Харбанс.
— Она, к сожалению, осталась в Бомбее, — нашелся я. — И к тому же, если честно сказать, мне хотелось до того, как увидеться с вами, добиться одного местечка…
— Какого местечка?
— Тут, в Дели, в редакции «Иравати».
— И ты получил его?
— Да, представь, как раз сегодня. С первого числа редактор просил меня приступить к работе.
— О, это нужно отметить! Идем, ты угостишь нас кофе в «Альпах», — обрадовался Харбанс и, властно подхватив меня под локоть, заставил повернуть обратно. Он даже не дал мне времени изобрести приличный повод для отказа.
Провидению было угодно, чтобы из всей нашей компании в «Альпы» зашли только трое — Харбанс, Нилима и я, поэтому одолженных мне тхакураин денег вполне хватило, чтобы уплатить за угощение, и я спасся от неминуемого позора, если, конечно, не говорить о том, что обе бумажки были так засалены и помяты, что, когда я вытащил их из кармана и с неловкостью положил на блюдо перед официантом, Нилима заметила с улыбкой:
— Похоже, вам разменивал деньги уличный кондитер.
Я засмеялся и поспешил переменить разговор, но в душе с ужасом вообразил себе то дурацкое положение, в каком мог бы оказаться, зайди с нами в кафе и все остальные… На мое счастье, Нилима велела Шукле и Сародж пораньше отправиться домой, чтобы распорядиться насчет ужина, и они вскоре ушли в сопровождении дяди.
Когда мы вышли из «Альп», на город давно опустилась вечерняя прохлада. По моей спине сразу пробежали ледяные мурашки, а спустя минуту я уже весь дрожал.
— Что же вы не надели ни пиджака, ни пуловера? — сочувственно сказала Нилима. — Вам не холодно будет на обратном пути?
— Ничего, не замерзну, — храбро ответил я, и туч же меня снова до пяток проняла дрожь.
— Когда он будет уходить, мы дадим ему мой пиджак, — сказал Харбанс.
— Твой пиджак! — воскликнула Нилима. — Да он же придется ему ниже колен!
И она звонко расхохоталась — вероятно, вообразив себе всю комичность моей фигуры в просторном пиджаке мужа.
Мне не приходилось встречать женщин, который смеялись бы так заливисто и непринужденно, как Нилима. К слову сказать, когда-то и сам я пользовался не слишком лестной славой «громкоговорителя» — не раз в кафе или в ресторане мой хохот заставлял вздрагивать людей за соседними столиками. В Бомбее случалось даже, что официант приносил от метрдотеля записку с предупреждением: «Пожалуйста, потише!» Да и раньше, когда мы еще жили в Амритсаре, соседские мальчишки, зная мою слабость и желая позлить меня, частенько принимались картинно, на все лады изображать мой смех. Конечно, для меня никогда не было тайной, что и в смехе должна проявляться культура человека, что во всем надо знать меру. Но — увы! — о требованиях цивилизации я всегда вспоминал с запозданием, когда окружающие начинали ежиться от моего громкого, с раскатами, неприличного смеха.
