- Дорогой мой мальчик, сама я вообще ничего не изобрела, - сказала она. - И по правде сказать, я терпеть не могу, когда вещи выдают себя не за то, что они есть на самом деле. Как, впрочем, и люди, - добавила она.
Они постояли вдвоем в стороне от всех. Фру Саген с напряженным любопытством разглядывала столы, где стояла еда, которой, судя по всему, вынуждены питаться другие люди: для нее это было равносильно путешествию к дикарям в неведомые страны.
- Вот как, - неуверенно отозвался он. - И люди также?
- Да, - подтвердила Кристина без улыбки. - Суррогаты - самая скверная штука на свете, но они, безусловно, необходимы, даже если люди, подобные вам...
- А ты сама, Кристина? - поддразнил он ее. - Сама ты часто ешь селедку?
- Ем - но только в виде селедки, - ответила она в том же тоне. - Я люблю, чтобы селедка была селедкой. - Нынче вечером во всем, что она говорила, был какой-то скрытый смысл. А может, она так говорила всегда. Все это было давным-давно. Он вспомнил ее маленькую комнату на Арбиенсгате, навеки пропитавшуюся ароматом какао. Вспомнил, что она завела себе собачонку... Неужто она вот так и живет среди своих почитательниц, всегда окружена и всегда одна-одинешенька?
- Надеюсь, ты проведешь этот вечер со мной и с мамой, - предложил он неожиданно для себя самого: у него были совсем другие планы.
Она посмотрела на него, тоже с неожиданной нежностью.
- Думаешь, это будет удобно, Вилфред?
Он за руку вытянул мать из женской толпы.
- Кристина пойдет с нами! - восторженно сказал он. Фру Саген тотчас выказала радость, какую от нее ждали. - Мы угостим ее селедкой! - негромко и весело воскликнул Вилфред. Он хотел нынче вечером доставлять радость им обеим. - Только имей в виду - селедкой, которая будет селедкой... - Он бросил заговорщический взгляд на Кристину, которая засмеялась в ответ.
Мать покосилась на них с подозрением. Ее всегда пугали приливы его восторженности. "Он никогда не умеет вовремя остановиться", - говорил дядя Мартин.
- Насчет селедки ничего обещать не могу, - спокойно ответила она. - Но что верно, то верно, Кристина, у тебя золотые руки. За что ты ни возьмешься, все у тебя спорится. Неужели ты проделываешь это каждый вечер?
- Три раза в неделю, дорогая, - ответила Кристина, умеряя ее восторги, но обрадованная похвалой. - А по утрам мы готовим настоящую еду, которую распределяем среди самых нуждающихся.
Вилфреда кольнуло в сердце. Он подумал о своих приятелях и о многих, многих других завсегдатаях ресторанов, расположенных в пяти минутах ходьбы отсюда. Наступал тот самый час, когда обеденные залы заполнялись до отказа и усталые официанты, с потускневшей улыбкой подносящие шампанское бледнолицым бездельникам, которые проводят время на бирже и у неумолкающих телефонов, всерьез брались за дело. Его место за столом, за любым столом, где поднятая рука означает: еще шампанского, сейчас пустует. Он вызвал бы Селину девушку с дразнящими волосами и дразнящим телом. Но сейчас ему не хочется предавать своих. Он вернулся в свое благонравное детство, в ту его часть, где все было благонравно.
После ухода Кристины - она была верна себе: не хотела, чтобы ее провожали, - мать и сын сидели в эркере, глядя на море. Все лебеди-лодки уже стояли на причале, покрытые брезентом: детям пора спать. Она налила ему стакан неприкосновенного виски дяди Мартина, того, которым он снабжал ее для своих личных надобностей. Звук капель, льющихся в стакан, один нарушал тишину в комнате.
- Сама не знаю, - сказала она с легкой улыбкой в голосе и с легкой печалью, уместной после интересно и приятно проведенного дня, в котором участвовало прошлое.
- Чего ты не знаешь, мама?
- Да нет, я просто подумала, забыла о чем... Как по-твоему, ей это доставляет удовольствие? - И фру Сусанна вдруг взглянула прямо в глаза сыну, чтобы наконец что-то узнать - наконец и ей этого захотелось.
- Ты имеешь в виду Кристину? Думаю, что доставляет... Я понимаю, что ты хочешь сказать, мама, - перебил он сам себя. - Ты не очень-то веришь в ее деятельность, ты считаешь, что люди придумывают себе занятия, чтобы... чтобы...
