Они почти одновременно заглушили моторы. Вокруг стояла тишина, воздух был тяжел от ночных испарений.
6
Обитая бесцветным мутноватым нейлоном ванная напоминала крышу «Келгринс-дилижанса», но здесь шумы не поглощались — сквозь тонкую перегородку был слышен и плеск воды, и легкие шорохи. С тех пор как Джоан работала в дельфинариуме, она купалась без конца — после того как выходила из дельфинариума, перед выходом из дома и возвращаясь домой. Казалось, она пытается смыть в себя запах соленой застоявшейся воды, который всегда был в бассейне с дельфинами.
Ее джинсы и кофточка валялись на полу.
Из постели Состру виден был закуток с ванной и Джоан под душем, за занавеской, — дверей внутри дома вообще не было. Он подумал, где бы ни находилась Джоан в их доме, на нее всегда можно смотреть.
— Состр! — крикнула она сквозь шум воды. — Ты спишь?
— Нет.
— Не спи!
Джоан подставила лицо под струю воды, вода стекала с резиновой шапочки на ее острые груди. Состр молча любовался ее гибкой фигуркой. И совсем не оттого, что они с Джоан оба были чернокожими, подумал: как бы прекрасно ни были сложены белые юноши и девушки (а он видел многих спортсменов и спортсменок, черных и белых), черные всегда выглядели более стройными. Талия у них была тоньше, движения отличала неповторимая, врожденная грация и сдерживаемая стремительная сила.
Пегги долгие годы прыгала в воду с трамплина. У нее было мускулистое длинное тренированное тело, она в совершенстве им владела, прекрасно плавала и ныряла, но, когда эти две молнии — черная и белая — проносились под серо-голубой водой дельфинариума, Джоан всегда выглядела более выигрышно: казалось, она была рождена в морских глубинах.
Шум воды за занавеской стих, Джоан растирала тело короткими энергичными движениями. Потом подняла руки, сняла шапочку, резко раздвинула занавеску — светло-шоколадное изваяние, усеянное жемчужными каплями.
Она улыбнулась, шагнула к нему.
Состр лежал неподвижно. Оранжевая луна заглядывала в окно. Чуть уловимый рокот бескрайних водных масс и шорох тростника казались совсем близкими.
Он ощутил влажную теплоту и знакомый запах тела Джоан, его неукротимость, страсть, которая словно переливалась в его тело. Но и позднее, когда любовь к Джоан захватила его целиком, его не покидало чувство недовольства собой: какой-то другой Состр — усталый и холодный — наблюдал за Джоан иронично-насмешливо, изучающе и одновременно снисходительно.
И братья Роджерс — Ральф, неожиданно нагрянувший к ним сегодня, и младший, Брайан, которого Джоан привела в «Келгринс-дилижанс», — не выходили у него из головы. Он чувствовал себя виноватым в том, что никого не предупредил о прибытии Великого Дракона, хотя не знал пока, да и не мог знать, чем обернется этот визит для всех, для него… Он еще не знал, что белые братья ворвались и в его личную жизнь.
Если бы Джоан не привела к ним Брайана, он предупредил бы своих друзей о возможной опасности — ведь почти все они были в этот вечер в «Келгринс-дилижансе».
Второй Состр, рассудительный и насмешливый, язвительный и обеспокоенный, словно со стороны наблюдал за их ласками, слушая нежное воркованье Джоан. Он верил, что сейчас она принадлежит ему, только ему, и ничто в эту минуту не могло разубедить его в этом. Но он знал, что она ему изменяет. Странное, неудержимое влечение толкало ее иногда в объятия белых мужчин, только белых. Словно какое-то необъяснимое любопытство. Она тут же их забывала. Но Состр — помнил. Он ненавидел ее и в то же время безумно любил, своими ласками он хотел бы вытеснить из ее памяти все пережитое ею с другими и…
Джоан заснула.
Он лежал в полузабытьи. И даже когда сон окончательно сморил его, чувство вины не прошло — ему снилось, что он безудержно скользит по чисто вымытому полу в зале ожидания, не в силах удержаться на месте…
Только под утро, в самые прохладные, спокойные часы, он заснул крепко, без сновидений, а проснувшись, почувствовал себя отдохнувшим и бодрым.
Джоан продолжала спать — теплая, шоколадная на фоне голубой простыни, которой была застлана широкая низкая кровать.
Состр бесшумно вышел из дому. Плоское, словно осколок слюды, вставало над океаном рассветное солнце. Улица, дома, мост — все было за спиной Состра, а перед глазами — только светлеющее небо, темные камыши и яркая прибрежная полоска воды.
