— Он знал, что там?
— Ларец легко открывался — я секрета из того, что там хранилось, не делал. Это была память. О моей свободной молодости, если угодно…
Ох, прав был покойный кардинал, говоря о том, что Рене, хоть и смирившийся, все же тосковал по временам, когда отвечал только за себя и доверивших ему свои жизни моряков, рвавшихся за горизонт, как и их счастливчик-капитан. Подарок темных эльфов хранится у клирика? А почему бы и нет? Иннокентий не был фанатиком. Не был он и дураком. Возможно, кардинал лучше самого Рене разобрался в том, что ему передали, но знал ли об этом кто-нибудь еще? Последний вопрос эльф повторил вслух.
— Вряд ли. Инко с детства был скрытным, к тому же понимал, что в этих штуках чего-чего, а святости нет.
— Не помнишь, что там было?
— Побрякушки не из дорогих. Во всяком случае, они так выглядели. Точно помню браслет и ожерелье из каких-то камешков, на первый взгляд ерундовых, но тонкой работы. Нож был и, кажется, ошейник для очень большой собаки. Да, записи, скорее всего, эльфийские, я таких букв не знаю… Наверняка что-то еще, я не помню, это было так давно…
— Тебе что-то говорили об этих вещах?
— Говорили. Потому я и отдал их на хранение человеку, с которым, как мне казалось, ничего не может случиться и который распорядился бы ими наилучшим образом. Иначе я таскал бы ларчик с собой. Как знак того, что я в трезвом уме и здравой памяти и действительно побывал там, где побывал… Ну да мои сантименты к делу не относятся. Тот, кто мне подарил шкатулку, сказал, что это даст шанс тем, кто остается. Тогда я не увидел в этих словах смысла и решил, что все дело в наших трудностях с языком. Взаимных.
— О каком шансе говорил твой… твой друг?
— Не знаю. Он и так сказал слишком много. Конечно, я дал слово молчать… до тех пор, пока молчать можно. Я его сдержал.
— Но сейчас ты рассказал все?
— Не совсем. То, что связано с нашими поисками, ты знаешь, а остальное — это пока только мое. Когда-нибудь я соберусь с силами и расскажу действительно все. Идем.
Обитель Триединого Рене знал неплохо. Через чердак они выбрались на крышу флигеля, откуда было рукой подать до окна покойного кардинала. Открытого окна.
— Смотри, убийца, кто бы он ни был, прошел этим же путем. — Роман внимательно разглядывал черепицу. — Мох в водостоке содран. И вот тут тоже — как будто локтями опирался… Похоже, арбалетчик угнездился здесь.
— И застрелил Укусюку. Пес, почуяв неладное, начал бы выть, беспокоиться. Могли бы проверить, в чем дело.
— Думаешь, стрелок и отравитель — одно и то же лицо?
— Чем меньше народу, тем надежнее. Если мерзавец достаточно ловок, он запросто мог перескочить на подоконник, отравить кувшин с водой, что всегда стоял у окна, вернуться, дождаться, когда Инко поднимется к себе, пристрелить пса и убраться. Ты готов проделать то же?
— Ничего нет проще. — Эльф с беличьей легкостью перелетел на широкий подоконник. Через мгновение он был уже в комнате. Рене не менее ловко последовал за ним. Их никто не заметил. Наскоро наложив простенькое заклятие, чтоб никто не вздумал войти, пока они «гостят» у покойного, Роман оглядел место будущих поисков. Обилие книг и ларцов впечатляло.
— Ты хоть представляешь, где искать? — пробормотал эльф. — Или хотя бы где не искать?
— Мне кажется, я знаю, куда он прятал предназначенное не для чужих глаз. Как-то Инко сказал, что устроил тайную часовенку. Сдается мне, ключ, который он носил у пояса, был не только знаком сана.
— Сейчас уже не проверишь.
— Отчего же?
— И никто не заметил?
— Роман, до того как стать политиком, я был почти пиратом. Положение обязывало знать кое-какие трюки. Вот ключ, а ты поищи дверцу. У тебя это лучше получится.
Бард неплохо владел заклятием поиска по сродству. Имея в руках ключ, он мог отыскать полагающийся к нему замок, если, разумеется, тот не был укрыт при помощи магии — тогда бы пришлось повозиться, распутывая отводящие глаза чары. К счастью, Иннокентий колдовать не умел. Потайная дверь, умело спрятанная за раздвижными книжными полками, была хорошо замаскирована, но не более того. Открыть ее труда не составило.
