То, что вывезти Илану без боя не удастся, Рене понимал. Если побег Герики был все же возможен — от тихой королевы никто не ждал подобной прыти, то исчезновение Ланки сразу же связали бы с эландцами. О союзе с Таяной и так следовало забыть, но каждый день мира позволял что-то сделать для войны; и адмирал не стал встречаться с Иланой. В глубине души он надеялся, что Роман, которому он оставит предупреждение в Белом Мосту, вместе с Шандером найдет способ вытащить из Гелани всех троих: Лупе, Герику и Ланку. Ему же надо думать о другом.
Однако все благие намерения пошли прахом, когда ночью ему на голову свалилась удравшая из монастыря принцесса. Рене сам не понял, как согласился с ее безумным замыслом, и вот его воины, повинуясь приказу, переходят Гремиху без него, а он здесь, в Оленьем замке, ждет жену тарскийского господаря. И как ждет!
…Услышав, как поворачивается ключ, Рене отошел за аквамариновый занавес, но это была Илана. Переодетая мальчиком принцесса, вернее, герцогиня недоуменно и грустно озиралась по сторонам, и тогда эландец засмеялся и вышел из своего укрытия, на ходу вбрасывая шпагу в ножны. Лицо Ланки вспыхнуло счастьем, и дочь короля Марко с радостным криком бросилась на шею возлюбленному.
Герцог еще успел спросить, не заметил ли кто ее; она протестующе тряхнула головой, взметнув веером короткие медные прядки, неумело, но жадно прильнула к чужим губам — и для этих двоих все пропало: прошлое, будущее, войны, смерти, потери. Илана добилась того, чего желала более всего на свете, — таянская лиса выиграла у эландского волка. И Рене с готовностью признал свое поражение.
3
«Эландцы!» — это были первые слова, которые произнес Стах Гери после того, как «Серебряные» и десятка четыре «Золотых» покинули Гелань. Их не преследовали. То ли не успели, то ли не сочли нужным, а скорее всего, и то и другое. Пятьсот или шестьсот даже очень хороших воинов — не ахти что в войне, где счет пойдет на десятки и сотни тысяч, в том же, что будет война, никто и не сомневался.
Беглецы шли рысью. Они и так потеряли почти сутки, объезжая по дуге возможные засады. Все молчали. Кто обдумывал свою собственную судьбу, кто перебирал в памяти тех, кто ушел раньше или, наоборот, остался. На душе было мерзко, люди чувствовали себя виноватыми, хотя даже сам Судия не осудит воина, исполнившего приказ.
Когда впереди замаячили огни большого лагеря, таянцы немного приободрились: вера в Счастливчика Рене давно затопила не только Эланд, но и Таяну. Почему-то казалось, что герцог знает, что делать, но и эта надежда рухнула. Эландцы, к слову сказать при приближении неизвестных схватившиеся за оружие, вряд были в лучшем настроении, чем вновь прибывшие. Когда разъяснилось, кого это Проклятый носит по ночам, Сташека и лейтенанта Роцлава Завгороднего, по старшинству возглавившего остатки гвардии Стефана, пригласил к своему костру командор. Старый маринер, и так суровый и немногословный, был еще молчаливее и жестче, чем всегда. От него и узнали, что адмирал минувшей ночью покинул отряд. Диман получил приказ идти в Идакону так скоро, как допускают приличия. Отряд, сопровождающий тело усопшего клирика высокого ранга, не может нестись как угорелый, но Рене велел торопиться.
Если Диман и знал, куда и зачем подался герцог Аррой, он тщательно хранил тайну. Зато ветеран не упустил ни одной подробности схватки в Высоком Замке. Видно было, что он одобрил решение Гардани. Сташеку стало немного легче, когда эландец потрепал его по плечу и рассказал о старом идаконском обычае. Маринер, первый раз выходя в море, клянется жертвовать всем — жизнью, здоровьем, добрым именем, — чтобы спасти остальных.
— Так было нужно, сынок, — взгляд командора стал непривычно теплым, — Шандер должен был остаться, ты — уйти. Пусть Великие Братья позволят тебе спросить с той сволочи, что теперь засела в замке.
…В эту ночь все, включая Сташека, спали как убитые, хотя юный нобиль и был уверен, что не сомкнет глаз. Сутки в седле лечат от бессонницы лучше любого зелья. Не спали только часовые. И Диман. Старый маринер разрывался между желанием броситься назад за Рене и приказом.
