Аррой со смехом поднял роскошные парчовые халаты, аккуратно разложенные на креслах:
— «Эр-Атэв, мастер Эду Галеб». Знаю такого. Господин эркард неплохо живет.
— Многие купцы полагают выгодным продавать товары геланским торговцам здесь, а не платить столичную пошлину. Не сомневаюсь, эркард давно и с толком посредничает в таких сделках. Отсюда и все это. — Шандер обвел руками комнату, сочетавшую в себе несочетаемое: атэвские ковры, арцийские занавеси, таянский хрусталь… Без толку собранные предметы роскоши напоминали о лавке торговца, а не о дворце вельможи.
— Не стоит смеяться над нашим хозяином, — откликнулся Рене, устраиваясь на застланной ясно-синим покрывалом софе, — он искренне хочет нам угодить. И все равно мне это не нравится…
— Творения Эду Галеба? — попытался пошутить Шандер.
— Нет, драка в лощине. Есть в ней что-то неправильное, непонятное. Скольких мы потеряли? Четверых. Еще семнадцать ранено… Даже без вас мы бы отбились. Я еще могу понять, попытайся они убить меня, или Ланку, или посланца Архипастыря. Но тогда все нужно было делать иначе.
Гардани с удивлением смотрел на собеседника: герцог напряженно вглядывался в сгущающуюся синеву за окнами, и было в сторожкой неподвижности адмирала что-то волчье.
Аррой молчал долго, так долго, что Шандер перестал замечать его присутствие, задумавшись о своем. Почему-то мысли потекли в Гелань на Лисью улицу, где жила странная маленькая женщина. Лупе ничем не напоминала Ванду, но была в ней какая-то загадка, тщательно скрываемая боль. Лекарское дело женщина, безусловно, знала не понаслышке, но Шандеру казалось, что на Лисьей улице она чужая. Конечно, медикусы — люди ученые, а те, кто ходит по богатым домам, знают этикет не хуже любого домоправителя, но представить Лупе экономкой, хозяйкой таверны или даже дочерью эркарда Шани не мог. Зато платье ноблески пришлось бы ей впору.
Как вышло, что такая женщина оказалась невесткой Симона, медикуса, так и не встретившего нобиля, который возвел бы его в ранг домашнего врача и одарил первичной консигной? Кстати, непонятно почему — такие врачи в Таяне на вес золота… И еще менее понятно, как Лупе могла стать женой тупого опустившегося пьянчуги…
— Не понимаю, — пробормотал Шандер.
— Чего не понимаешь? — немедленно отозвался Рене.
— Неудобно говорить… Я вовсе не о пади задумался… Не представляю, как Леопина могла связаться с этим…
— Это-то как раз понятно. Видел бы ты Родольфа Глео лет пятнадцать назад! Красавец, умница, один из лучших поэтов Арции! Я встречал его пару раз. Им «угощали» не чуждых прекрасного знатных гостей от Гверганды до Мирии. В последний раз я видел его в Гверганде. Думаю, там он и поразил сердце молоденькой наследницы и там же, к сожалению, пристрастился к выпивке… Во всяком случае, когда я попал туда в следующий раз, нас развлекали другие. Я не поленился узнать, что случилось с Глео; мне объяснили, что он соблазнил девушку благородного происхождения и бежал с ней. Видимо, бежали они в Таяну.
— Значит, Лупе и есть та девушка?
— Та или другая, но Родольфа я узнал. К сожалению. Жалко и противно видеть, во что он превратился, хотя я нечто подобное подозревал. С ними это часто случается: успех, веселая жизнь, а дальше — пустота, царка и хорошо, если не злоба на весь белый свет.
— Лупе знает… что вы его узнали?
— Не думаю. Когда мы зашли к Лупе в первый раз, мне было не до поэтов, а потом я решил оставить все как есть. Если ей не хочется открывать свое имя, не стоит настаивать. Малышка давно поняла, с кем связалась, потому и жила одна в Белом Мосту… Мы могли бы оказать Лупе большую услугу, если бы направили в Кантиску прошение о расторжении брака между Родольфом Глео и Леопиной… имя, пожалуй, придется узнавать в Гверганде. Если ты не переговоришь с ней открыто. Нет, лучше я сам!
— Вы и вправду хотите это сделать?
— Я это сделаю. После Белого Моста Лупе мне почти что родственница, а оставлять ее привязанной к этой бочке… Она молода, может, еще найдет свое счастье и составит чужое. Мне кажется, она едва не превратила Родольфа в человека, большего не смог бы никто… Наверняка побег тоже устроила она — дождалась, когда родных не будет дома, а то и спровадила куда-нибудь.