Они закрылись в кабинете, Зубавин показал материал – и Артур понял, что песня действительно потрясающая. Он никогда не понимал, отчего совсем непритязательные мелодии и тексты вдруг «выстреливают». Может, успех действительно просчитывается, существуют закономерности – и просто такие, как Зубавин, умеют подсознательно подбирать мелодии с подходящим ритмом.
Артур слушал Зубавина вполуха, то и дело поглядывая в окно. Это стало у него ритуалом. Так некоторые проверяют, не пришла ли эсэмэска, или смотрят на часы. Тихомиров не видел в этом ничего дурного: просто… ну, контроль за происходящим.
Он все чаще думал об излучениях и волнах. О том, что все мы, по сути, сложные механизмы, не больше. И управлять нами можно очень легко и просто, нужно только знать, на какие кнопки нажимать.
Ему казалось, что во дворе стало меньше ворон. Вообще меньше живности, хотя раньше те же синички и воробьи так и порхали туда-сюда. В доме напротив, на втором этаже, висела кормушка, зимой туда насыпа́ли семечек, рядом насаживали на вбитый гвоздь кусок сала, и крылатая мелюзга слеталась со всей округи. Совершенно не боялись людей.
А вот теперь куда-то пропали. И дворовую кошку Нюсю – рыжую пушистую оторву, которая однажды насмерть сцепилась с приблудным кошаком и исполосовала ему всю морду, – ее тоже не было видно.
Хотя, если честно, Тихомиров на нее давно внимания не обращал, может, она пропала намного раньше, до… всего этого.
На улице потеплело, между подтаявшими сугробами чернели лужи, и однажды он заглянул под елку проверить, как там коробка. Бант растрепался и лежал, протянув наружу обе ленты, – словно щупальца глубоководного кальмара. На кончиках чернела грязь, но сама коробка осталась чистой. Вообще-то Артуру казалось, что она стала больше, что ли… Нависавшая над ней ветка раньше не упиралась в угол коробки, это точно. Хотя, наверное, просто снег давил, вот ветка и прогнулась.
Тихомирову безумно интересно было посмотреть на то, как именно отгоняет коробка посторонних. Тот случай с дворняжкой… это другое, говорил он себе, там ведь, по сути, ничего и не произошло.
Теперь он нарочно старался пройти поближе к елке. Даже радовался, что в который раз мусоропровод забит и нужно выносить ведро к контейнерам, во двор.
Увы, сам он не испытывал никаких признаков внешнего воздействия, вообще ничего. То есть самую малость покалывало кожу ладоней и по спине как будто пером проводили, сверху донизу, едва касаясь, – но все эти ощущения были настолько призрачными, что Артур сомневался: может, он их сам себе нафантазировал?
Утром он выносил мусор и бросил под елку подсохший кусочек хлеба. Так уж совпало, что ехать сегодня никуда не нужно, вот встреча с Зубавиным, а потом до вечера день свободный. Тихомиров выглядывал в окно чаще обычного – без толку. На хлеб ни одна птица не позарилась.
– Так что ты скажешь?
– Прости? – Артур повернулся к Зубавину. Тот глядел на него с легким изумлением, все так же склонив голову на бок.
– Ты кого-то ждешь, Тихомиров?
– Да нет, кого я могу ждать.
Зубавин пожал плечами:
– Ну ладно. Наверное, сегодня неудачный день – давай в другой раз поговорим, да?
– Э-э-э… Ну, если тебе это удобно, то конечно… Прости, что так. Голова забита черт знает чем. Совсем не варит.
Он снова оглянулся – и увидел, как на одной из верхних ветвей покачивается длиннохвостая, наглая сорока. А вот уже спрыгнула ниже, и еще ниже. Явно нацелившись туда, где лежит хлеб.
– Так ты проводишь меня, до дверей-то?
– А? Да, конечно, пойдем. Ты понимаешь, песня отличная… просто… ну, пару дней подумать бы. Может, докрутить еще, дожать… я не знаю… с аранжировками поиграться…
– Ясно, – сказал Зубавин. – С аранжировками, конечно. Как же я сразу не сообразил. Ну, бывай, Тихомиров.
– Пока! С наступающими!
Он захлопнул дверь и… на кухне же Елена, значит, надо обратно в кабинет, – он метнулся по коридору.
– Артур, ну что там?
– А?
– Чего он так быстро ушел? Вы обо всем договорились?
– Да как-то сегодня… – Тихомиров махнул рукой. – Перенесли.
– На когда?
– Ну что значит «на когда»? Созвонимся после праздников, он подъедет.
