Заранее узнать о подобном злодеянии было нельзя — непредсказуемость удручала. Иногда подобное случалось каждый день, а иногда с перерывами в целую неделю или даже месяц. Фантазия у Бати работала неплохо, и дважды он никогда не повторялся.
Так или иначе, но свои меры противодействия я выработал. Одним из самых простых способов, работающих всегда, даже при минимальных затратах, оказалось прислонение к двери какого-либо гремящего или стучащего предмета. Не обязательно даже большого и тяжелого, главное — издающего звук при падении.
Даже если неприятель взламывал замок и, крадучись, плавно и медленно открывал дверь — он не мог ожидать такой примитивной сигнализации. Максимум, что тут можно было сделать — проверить дверную ручку, приоткрыв дверь на щелочку, не привязано ли что к ней. В Батином случае таким предметом оказался полый внутри алюминиевый хула-хуп.[6] При открытии двери он падал на пол с жутким грохотом, мгновенно пробуждая меня и срывая коварные замыслы. Обычно времени, пока неприятель оправится от внезапного шума, хватало, чтобы инстинктивно схватить первый попавшийся предмет и броситься на обидчика. И нельзя сказать, что Батя своего не добился — сон у меня стал более чутким, а просыпался от шума я взведенной пружиной, готовой к активным действиям.
Не подвел меня этот метод и здесь, правда, роль обруча сыграла большая пустая бадья. Поставив на ребро, я опер ее о самый край двери, чтобы звук раздался лишь тогда, когда неприятель уже наполовину войдет в комнату.
Очнувшийся Макс, быстро оценив обстановку, прикрыл дверь и, слепо шаря спросонья в рюкзаке, достал нейлоновые хомуты. Удобная вещь: мизерные размеры и вес, зато сколько пользы!
Я забрал с тела Сэнта аккумулятор для электрошока, накрепко вырубивший его, и, сладко зевнув, немного подумал, а затем шепнул:
— К чертям его. С утра разберемся. Допрашивать лень. Хомуты убери, а то помрет от оттока крови, руки передавили. Скотч доставай.
Связав страннику руки за спиной, мы подняли его и, усадив, плотно привязали к стулу, намертво сковав по рукам и ногам. Теперь точно до утра никуда не денется — стул добротный, из тяжелой, твердой породы дерева, чем-то похожей на дуб. Дергаться начнет — только упадет, а стулом сверху еще и придавит. С таким грузом далеко не уползешь. И скотч крепкий, в несколько слоев — черта с два развяжешь.
Внутренний голос захихикал:
— У тебя в рюкзаке случаем пыточного набора не завалялось? Как ты его допрашивать… прости, расспрашивать будешь?
Вздохнув, я почесал затылок. А ведь правда… Ладно, утро вечера мудренее.
Любопытство намекнуло, что надо бы проверить, кто скрывается под сутаной, а здравый смысл согласно поддакнул: и рот заклеить, а то будет орать еще, доспать не даст.
Коварно ухмыляясь, я протянул руку к капюшону, подсвечивая себе фонариком. Под ним оказался миловидный юноша приблизительно моего возраста с длинными, несвойственными мужской половине волосами. Черты лица были утонченные, женственные. Большие глаза, слегка пухлые губы. Все портил длинный шрам, пересекающий лицо наискось, от виска до подбородка. Повезло парнишке, удар явно был смертельным. А тут — даже глаз не задел. Слишком миловидный, несмотря на шрам. Уж не полукровка ли это, тех же эльфов?
Перенеся стул с пленником в угол комнаты, мы для надежности завернули его в ковер и, положив получившийся сверток набок, отправились спать. Пусть хоть оборется теперь — ткань звуки глушит.
* * *
Пленник злобно уставился на меня, явно намереваясь прожечь взглядом дырку, а то и две. Большие, красивые глаза. Голубые с оттенком серого. Только вот взгляд в данной ситуации — неправильный.
Хмыкнув, Макс закатил парню неслабую оплеуху, от которой его голова дернулась аж до плеча, а глаза сменили злобный взор на ненавидящий. Напарник, радостно улыбнувшись, оплеуху повторил, значительно поубавив спеси. Глядишь, такими темпами и сам все расскажет, без наводящих вопросов.
— И что с ним делать теперь?
— Не бей бедного путника. Поаккуратнее с ним, — я смерил пленника оценивающим взглядом. — Он нам живой нужен… пока.
Внутренний голос радостно, словно ребенок, всплеснул руками в предвкушении.
