Схватившись за кусок скотча, я одним резким движением освободил рот жертвы. Скривившись от боли, Сен стонал. Подумаешь, какой нежный, как девушка, боли не переносит. Как же он шрам на лице выдержал?
Поставив стул напротив пленника, я взглянул тому в глаза и, перестав дурачиться, произнес:
— Так что? Будем говорить? Или мне воплотить свои угрозы в реальность?
С опаской косясь то на меня, то на Макса, Сен, тяжело дыша от испытанного стресса, принялся колоться.
Все оказалось много хуже, чем я ожидал. Парень был бывшим адептом Белой Церкви, состоявшим в третьем ковене в звании неофита. С позором был изгнан за деяния, недостойные служителя истинного Бога. Забавно и интригующе — что же за деяния такие?
Ковены были неким аналогом территориальных подразделений или, скорее, отделов, различающихся по полномочиям и обязанностям. Всего было около семи-десяти ковенов, точно Сен не знал — неофитам не предоставляли всей полноты информации.
Знал наш пленник лишь то, что существовали как мирные отделы, занимающиеся, например, вопросами веры, так и силовые. Этакие святые паладины, предназначенные для уничтожения всякой нечисти и, как я подозревал, еретиков, несогласных со святым учением, а также занимающиеся выслеживанием покинувших лоно церкви и, по-видимому, охотящихся на них.
В юрисдикцию первого ковена входили богослужения, обращение в служители и увеличение паствы. Второй ковен занимался теологическими вопросами, составлением молитв, толкованием священных писаний, разработкой своеобразной «политики партии» — доктрины, по которой жили все служители Белой Церкви.
Третий ковен, в котором состоял Сен, отвечал за поиск, добычу, хранение и использование вещей, заряженных «частицей бога», сиречь, магических предметов, имеющих необычные свойства. Артефакты, амулеты, даже банальные зелья. На черном рынке это стоило хороших денег, причем цена росла в геометрической прогрессии в зависимости от редкости и уникальности вещи.
Один из таких уникальных предметов парень почувствовал у нас. Пока мы спали, он успел провести обряд идентификации и, осознав, что за предмет мы имеем, пустить слюни. Это был баснословно дорогой «камень перемещения», или, попросту говоря, артефакт, позволяющий телепортироваться на большие расстояния.
По словам Сена, такие артефакты могли себе позволить лишь очень состоятельные люди. Камень работал по принципу одноразового портала, совмещенного с солнечной батареей. Будучи использованным один раз, он выключался и становился обычным булыжником. Потом, постепенно накапливая энергию, заряжался и через некоторое время был вновь пригоден к использованию. Степень разряда зависела от расстояния перемещения и массы перемещаемого, а степень заряда — от количества получаемой энергии. Например, в месте сосредоточения силы или природной энергии восполнение происходило намного быстрее.
Разряженный камень был антрацитово-черным, заряженный — черным с красными прожилками. По степени и интенсивности свечения прожилок и определялись максимально доступные расстояние и масса перемещения. Этакий телепорт на глазок.
Достав камень, я положил его на колени и глубокомысленно уставился на красные прожилки, слабо видневшиеся на черной поверхности. Надо же! Когда мы сюда переместились, он был полностью разряжен. Впрочем, неудивительно: путешествие между мирами явно больше по расстоянию, нежели из одного местного города в другой.
Об активации камня кровью Сен ничего не знал. Его влекла жажда. Чем сильнее был артефакт, тем сложнее было ему себя контролировать. Парень, как хомяк, пытался присвоить все магические вещи, что оказывались на его пути. По его словам, такое поведение было свойственно всем интуитам с отменными поисковыми способностями: они теряют голову от «запаха» артефакта, причем чем «сильнее» была вещь — тем сильнее желание ее присвоить.
— Как кот к валерьянке, — хмыкнул Макс. — А потом как дракон. Груду золота наворовал и валяется на ней.
Сен смущенно потупился. Как оказалось, он был одним из лучших поисковиков в третьем ковене и как раз собирался повысить сан — с неофита на адепта, но тут его выгнали. Мне даже стало немного жаль парня. Выгнать-то выгнали, а тяга к прекрасному, сиречь магическому, осталась — и уточнить ее нечем. В обычном миру артефакты встречаются много реже, чем в специальном хранилище храма. Вот тебе и ломка, как у наркомана, заставляющая совершать абсурдные вещи.
