Искусство меча, как я понимаю, не в борьбе за победу, не в испытании силы, не в том, чтобы сделать шаг вперед или назад. Оно состоит в том, что вы (ваше) не видите меня (мое), а я (мое) не вижу вас (ваше). Кто проник туда, где небо и земля не разделялись, где инь и ян еще не разделились, о том и говорят, что он достиг совершенства в своем искусстве.
Человек, который в совершенстве овладел искусством, не пользуется мечом. Его противник сам себя убивает. А когда такой человек пользуется мечом, то только для того, чтобы дать жизнь другим. Когда нужно убивать, он убивает, когда нужно дать жизнь, дает жизнь. Убивая, не думает об убийстве; поддерживая жизнь, не думает о поддерживании жизни, ибо ни в убийстве, ни в поддерживании жизни не замешано «я». Человек не видит «того» и «этого» и в то же время хорошо знает, что есть что. Тому, кто достиг этой свободы, не сможет помешать никто на земле. Он стоит совершенно сам по себе.
Вы бы хотели этого достичь?
Когда вы идете или отдыхаете, сидите или лежите, разговариваете или пребываете в покое, когда едите рис или пьете чай, не позволяйте себе быть вялым, не позволяйте себе лениться, но упорствуйте в поисках «этого». Когда, спустя месяцы и годы, «это» раскроется как свет во тьме, в которой вы находились, не зная, как вам быть со знанием, которое не передается от учителя, и откроется источник чудес, — из него появится действие и не-действие. Когда вы достигаете «этого», вы осознаете то состояние, которое проходит сквозь относительность вещей в вашу повседневную жизнь и не покидает ее. Это я называю Мечом Тайа.
Открывая Меч Тайа в себе, каждый осознает свое совершенство. Когда он чист, даже Дэвы (небесные существа) боятся его, но когда он не чист, они могут сыграть злую шутку с вами. Когда высшая рука встретит другую и они скрестят мечи, ни одна из сторон не одержит победу. Так же было, когда Будда поднял цветок, а Махакашьяна улыбнулся. Например, определить мельчайшее различие в весе, едва взглянув на кусок золота или серебра, — это обычное дело рассудка. Что же касается того, кто достиг совершенства в искусстве фехтования, то он разрубит вас натрое, прежде чем вы обратитесь к одному или уясните три, и, более того, если вы стоите с ним лицом к лицу.
Такой человек не даст вам увидеть своего клинка. Клинок мелькает, как вспышка молнии. Ну а те, кто не получил настоящей тренировки, задержатся на чем-нибудь, потеряв свободу движений. Такой человек испортит клинок и поранит себя. Не допускайте ошибочных мыслей, не занимайтесь бесполезными расчетами. «Это» не выразить словами, «этому» нельзя подражать, «это» необходимо тренировать. Вы должны пережить «это» сами, помимо всех учений.
Когда «это» осознано, оно движется совершенно свободно, независимо от того, как «это» используется. Иногда оно утверждает себя, иногда отрицает, и ничего с ним не поделать.
Мой учитель, Сэкиун, начал изучать фехтование в молодости, а затем стал учеником Огасавары Гэнсина. Гэнсин, в свою очередь, был одним из четырех лучших учеников Ками-идзуми Исэ-но-ками (умер в 1577 г.), который был основателем новой школы Синкагэ-Рю. Можно сказать, что деятельность Ками-идзуми была причиной нового этапа в развитии японского фехтования. После основания Синка-гэ-Рю Огасавара Гэнсин поехал в Китай. Обучая китайцев своему искусству, он встретился с человеком, прекрасно владеющим китайским оружием. Огасавара стал у него учиться, и это чрезвычайно развило его технику. Вернувшись в Японию, он проверил свой новый метод и убедился, что никто не может ему противостоять. Уверенный в абсолютном превосходстве новой техники, он обучал многочисленных учеников. Упорно трудясь, Сэкиун наконец овладел секретом новой школы.
Однако мой учитель Сэкиун этим не удовлетворился. Он начал изучение дзэн под руководством Кохаку, бывшего настоятеля Тофикудзи, одного из главных монастырей Киото, и достиг больших успехов в понимании дзэн-буддизма. В конце концов он пришел к заключению, что никто из великих мастеров фехтования, о которых он знал, включая и его учителя Гэнсина и учителя его учителя Ками-идзуми, не может считаться поистине мастером фехтования. Ибо все они не понимали глубочайшего принципа жизни. В результате, несмотря на хорошую физическую и техническую подготовку, они продолжали оставаться рабами ошибочных, бесполезных мыслей. Они не могли выйти за пределы трех возможностей:
