Тебе посвящается. Худ. Коровин О. - страница 75

– Ты где раньше жил? – спросил Вовка.

– Возле Сокольников. Мы обменялись. Там у нас меньше была комната, а здесь больше. Но тут голланд­ское отопление, а там было паровое. И ремонт мы опла­тили, – обстоятельно ответил Юрик.

– А как вы там, на кулачках дрались или боролись больше? – спросил Вовка, не проявляя интереса ни к гол­ландскому, ни к паровому отоплению. – Мы тут на ку­лачках... По-твоему, борьба лучше?

На побледневшем лице Юрика было написано, что луч­ше – играть в лото.

Вовка ухмыльнулся. Он привирал сейчас. Не так-то уж часто мы дрались на кулачках.

Вовка вообще любил «заливать» немного. Но, если да­вал «честное пионерское», не врал. Впрочем, мог соврать и в этом случае. Но если давал «честное пионерское под салютом всех вождей», то уж наверняка говорил правду.

Вовка не отставал от Юрика.

– Пошли с горки кататься? – предложил он, указы­вая на высокую – выше сараев – снежную горку в дру­гом конце двора.

– А на чем съезжать? – нерешительно спросил Юрик.

– Не знает... – подмигнул нам Вовка. – На чем сидишь, на том и съезжаешь, – сказал он Юрику.

Затем Вовка зашагал к горке, а Юрик неохотно по­следовал за ним.

Он с опаской поглядывал на Вовку, меня и еще троих мальчишек, которые вели его в дальний угол двора. Он, наверно, думал о том, что этот угол не виден матери из окна.

Когда мы все взобрались на горку, Вовка скомандо­вал:

– Съезжай давай!

Юрик покачал головой.

– Боишься? – спросил Вовка.

– Боюсь, ребята, – ответил Юрик, – порвать штаны. Штаны почти новые. Порву – и для родителей новый расход. Я же сам ничего не зарабатываю! И вы тоже, на­верно. Так, по крайней мере, не надо доставлять родите­лям лишних расходов.

Мы были поражены. Не то чтобы мы никогда не слы­шали ничего подобного, нет, нам это внушали много раз, но только старшие. Это были их слова. Это было их пра­во – говорить так. Но привычные в устах старших слова были необычайно странны, когда их произносил маль­чишка. Наверно, сегодня таким же диковинным показа­лось бы мне, теперь уже взрослому человеку, если бы четырехлетний карапуз сказал:

«Стихи Маршака и Чуковского оказывают на меня большое влияние. Они помогают мне почувствовать гиб­кость, красоту и звучность родного языка».

Вовка ничего не ответил на правильные и такие не­приятные слова Юрика. Он нетерпеливо морщился, при­думывая, как бы наконец взять верх над рассудительным новичком. И наконец придумал.

– Ну, ребята, пошли в подкидного играть! – сказал Вовка. – У нас тут чемпионат по подкидному дураку, – пояснил он Юрику. – Участвует шесть человек. Побе­дившему присваивается звание абсолютного чемпиона, проигравшему – абсолютного дурака... Будешь участвовать?

Ни о каком таком чемпионате до этой минуты у нас во дворе не было и речи. В красном уголке, который не­давно оборудовали в полуподвале, мы и правда устраи­вали турниры, но сражались в шашки и в поддавки, а во­все не в подкидного.

Однако выдавать Вовку или спорить с ним мы не ста­ли. Мы забрались на чердак – в красном уголке играть в карты запрещалось, – и здесь час с лишним продолжал­ся турнир.

Юрик соображал неплохо, играл неторопливо, не го­рячась, он, наверно, почти не делал глупых ходов, но все это было впустую. Это ничем не могло ему помочь, потому что Вовка вдохновенно жульничал. Вовка тащил из ко­лоды козыри, сбрасывал ненужные карты, подглядывал, сдавая, и подсовывал Юрику всякую дрянь. Юрик пять раз остался дураком да еще чуть ли не со всей колодой на руках.

После этого мы выбежали во двор, а Вовка сложил ладони рупором и торжествующе провозгласил:

– Слушайте, вы! Все!.. Вот стоит абсолютный дурак нашего двора! Абсолютный! – взвизгнул Вовка и указал пальцем на Юрика.

По-моему, это было чересчур. Мне не особенно нра­вился новый мальчишка, но Вовка явно перебарщивал. На минуту мне захотелось даже вступиться за этою Юрика, но Вовка все-таки был «свой», и я не стал его одергивать. Юрик молча повернулся к нам спиной и скрылся в подъезде флигеля.

II

Юрик быстро завоевал расположение взрослых. До­машние хозяйки из флигеля, пристроек и большого до­ма, отлучаясь ненадолго из дому, оставляли ему ключи от комнат и квартир. Их мужья, взрослые дочери и сы­новья, возвращаясь домой, знали: если мать ушла в ма­газин, ключи у Юрика. И сплошь и рядом женщины, уходя, оставляли ключи не своим детям, сверстникам Юрика, а ему.