— Но что еще мы можем сделать?
— Надо тянуть время, пока не вернутся Утманн и Тарик. Ответьте этим ублюдкам, что собираете деньги, но на это требуется время. Говорите им что угодно. Ответьте на их ложь своей.
— А потом?
— Не знаю, — признался он. — Сейчас я могу сказать с уверенностью только одно.
Хейзел повернулась и впервые с того момента, как начался показ видеозаписи, посмотрела на Кросса. Его лицо было словно выточено из светлого, необычайно твердого мрамора и не отражало никаких человеческих чувств, кроме ненависти. Зеленые глаза горели. Это было лицо Немезиды.[36]
— Что же?
— Что я вытащу девочку и убью всякого, кто попытается остановить меня.
Она почувствовала, как ее, словно весеннее половодье, захлестывает незнакомое чувство. Это мужчина, первый настоящий мужчина, какого она встретила после того, как у нее отняли Генри Бэннока. «Его я ждала всю жизнь. Я хочу его, — подумала она. — Он нужен мне. И Кайле тоже. О боже, как он нам нужен!»
* * *
— Мы наконец получили требование выкупа, — сказал Гектор, когда все снова собрались в ситуационном центре. Все внимательно смотрели на него.
— Сколько? — негромко спросил Пэдди О’Куинн.
— Неважно сколько, — ответил Гектор. — Мы не можем заплатить. Мы вообще не будем платить.
Пэдди кивнул.
— Ты был бы сумасшедшим, если бы пошел на это. Но что ты собираешься делать?
— Освобождение под огнем, — сказал Гектор. — Мы вытащим девочку.
— Вы знаете, где ее держат?
Все подались вперед, как псы, взявшие след.
— Нет!
Они откинулись на спинки стульев, не скрывая своего разочарования. Пэдди высказался за всех:
— Мне кажется, это слегка осложняет дело.
— Тарик и Утманн скоро вернутся. Они знают, где ее держат.
— Ты уверен? — спросил Пэдди.
— Они хоть раз не выполнили задание?
Несколько мгновений все молчали, потом Пэдди заметил:
— Все бывает в первый раз.
— Слушай, Фома неверующий! Если поставишь сто долларов, даю десять против одного. Ставь или заткнись.
— Где я найду деньги, которые ты мне платишь?
— Отлично. Когда вернутся Тарик и Утманн, надо действовать немедленно. Куда бы мы ни выдвинулись, вариант будет всего один: прыжок ночью с большой высоты. — Все дружно закивали. — Не толпой, человек десять. Все наши, кто говорит по-арабски и может сойти за местного жителя.
— Обязательно прыгать с парашютом? Почему не воспользоваться вертолетом компании? — спросила Хейзел.
— Они услышат, что мы приближаемся. К тому же ночное приземление, пусть даже в вертолете? Нет уж, спасибо, — резко отказался Гектор, но она не обиделась.
— Можете воспользоваться моим самолетом.
— Никогда раньше не прыгал с «Гольфстрима». — Гектор осмотрел комнату. — Кому-нибудь приходилось? — Все отрицательно покачали головами, и Гектор снова взглянул на Хейзел. — Не думаю, что это удачная мысль. Существует проблема герметичности корпуса, да и люк расположен перед крылом. Во время прыжка крылом может отрезать голову. К тому же скорость самолета… Нет, думаю, мы используем что-нибудь менее экзотическое.
— Может, Берни Вослу? — предложил Пэдди.
— Именно о нем я и думал. — Гектор кивнул и повернулся к Хейзел. — Берни — бывший пилот военно-воздушных сил ЮАР. У них с женой древний транспортный самолет «С-130 Геркулес». Они перевозят тяжелые грузы по Африке и Ближнему Востоку и не слишком щепетильны насчет природы груза, вдобавок знают, когда нужно держать рот на замке. Я несколько раз пользовался их услугами в прошлом. У их «Геркулеса» корпус лишь отчасти герметический, и они могут поднять самолет на 21 тысячу футов, если это потребуется. На такой высоте с земли их будет слышно не больше, чем кошку, писающую на бархат.
Хейзел впервые слышала такое выражение, но постаралась сохранить бесстрастие, скрывая улыбку, хотя ее голубые глаза блеснули, как огоньки на рождественской елке.
«Очень красивые глаза, — подумал Гектор, — но отвлекают». Он отвел от нее взгляд и посмотрел на своих людей.
— Однако прыгать с двадцати тысяч мы не будем; Берни придется сбросить газ и спуститься до десяти тысяч. На такой высоте он сможет разгерметизировать салон, и мы выпрыгнем. Как всегда, во время прыжка будем держать близкий контакт, так что приземлимся в строю, готовые к встрече с недружественной встречающей стороной.
