Счастливчику не понравилось заносчивое торжество, прозвучавшее в голосе Стрелы.
– Теперь я понимаю, отчего собачки-на-поводочках так отчаянно хотели с вами договориться, – пробурчал он.
– Еще бы! – хохотнула Стрела. – Но это не наши заботы! Не стоит их жалеть!
– Пусть бы сидели дома и бегали там на задних лапках за своими Длиннолапыми, – с презрением процедил Хромой. – Ты, Счастливчик, хоть и городской пес, а все ж одиночка, а значит – наш брат. Ты знаешь, что такое свободная жизнь, когда полагаешься только на себя и не зависишь от чужих подачек. А эти… тьфу, их даже собаками-то называть язык не поворачивается! Пусть погибают, раз не умеют выживать!
Счастливчик хотел заспорить, но не нашел, что возразить, поэтому погрузил морду в прохладную чистую воду и долго-долго пил, надеясь оттянуть время. Только теперь ему пришло в голову, что раньше он никогда не ценил чистую воду. Если голод был частым спутником городского пса, то с жаждой он сталкивался редко, если вообще сталкивался. Но теперь, в этом новом страшном мире, залитым горячим равнодушным солнцем, возможность досыта напиться чистой воды превратилась в редкую удачу и одно из главных условий выживания.
За его спиной Стрела и Хромой продолжали поносить стаю Беллы, изощряясь в обидных кличках, но Счастливчик смолчал. Нет, он не станет ввязываться в этот спор, он сумеет проявить выдержку.
– Так что пускай уносят лапы, покуда могут, – сказала Стрела, потом повела носом и вдруг испуганно тявкнула: – Счастливчик! Нам запрещено есть и пить во время патрулирования!
Счастливчик изумленно поднял мокрую от воды морду.
– Да! – сурово подтвердил Хромой. – В крайнем случае можно только немного полакать воду, но не больше. Наш альфа считает, что собака с полным брюхом не может быть хорошим патрульным. Голод и жажда обостряют нюх, ты понял? А потакать собственным аппетитам во время патрулирования – это злейшее пренебрежение долгом.
«Пре… пребре… пренебрежение долгом?» Счастливчик не верил своим ушам. Как эти олухи могли додуматься до такого?
Тем не менее он не должен был выказывать ни растерянности, ни, тем более, возмущения. Не хватало только в первый же день испортить отношения со стаей! Было ясно, что Альфа придавал огромное значение дисциплине и был по-своему прав – хорошенько подумав, Счастливчик был вынужден нехотя признать это. Да, пока он с наслаждением пил холодную чистую воду, он напрочь позабыл и о патрулировании, и о собственной шпионской миссии. Вот что значит «потакать собственному аппетиту»! Любая опасность могла застать его врасплох, пока он лакомился!
– Недавно один из наших на собственной шкуре усвоил эту истину, – мрачно добавила Стрела. – Нашел, значит, дохлого кролика во время патрулирования. И слопал его в одиночку. Дальше рассказывать?
– Да что тут рассказывать, – буркнул Хромой, поежившись. – Альфа не спустил ему этого с лап, вот и весь сказ.
Счастливчик почувствовал ледяной холод под шкурой.
– А… кто это был? – спросил он.
– Какая разница, кто он был, коли его больше нет в нашей стае? – фыркнул Хромой. – Мы даже не упоминаем его имени, альфа запретил нам.
Счастливчик заметил, что при этих словах Стрела втянула голову в плечи и испуганно огляделась по сторонам. Ему стало тошно от страха. Что-то подсказывало Счастливчику, что несчастного нарушителя больше нет не только в стае Альфы, но и ни в какой другой стае.
– Проверь-ка лучше вон тот склон, – приказал Хромой, резко меняя тему. – За гребнем холма запросто могут спрятаться три собаки, тут глаз да глаз нужен.
Счастливчик и сам собирался это сделать, но теперь пришлось, стиснув зубы, подчиниться приказу. С другой стороны, отчасти он был рад возможности прервать разговор о безымянном нарушителе правил Альфы.
«Спасибо Хромому, лишний раз напомнил мне, что нужно быть предельно осторожным!»
Тревожные мурашки так и бегали по шкуре Счастливчика, когда он брел по высокой траве на склон холма, выискивая возможные укрытия и места для засады. Резкий запах енота заставил его напрячься и задрожать всем телом, но через пару шагов стало ясно, что вонь старая и тревожиться не о чем.
